Коллекция Лызлова!..
Да, нет никакого сомнения. Перстни, табакерки, браслеты, трубки, уникальные драгоценности, шедевры ювелирного искусства многих стран, скупленные в осажденном Ленинграде у голодных людей за буханку хлеба, за мороженую треску, за кусок мяса.
И тотчас я понял, зачем меня принесли сюда, чего от меня хотят. Нет, я не удивился, когда Мохов сказал:
— Красиво, а, капитан? Одна такая штука — и ты до старости сыт, пьян и нос в табаке. А?
В руке его блестела золотая коробочка. Он поднес ее к самым моим глазам. Я различил на гладкой крышке три крупных камешка, источавших голубоватое сияние, и вензель — латинское «Н» с короной. Табакерка Наполеона?
— В чем дело, Мохов? — спросил я. — Что тебе надо от меня?
— Нравится? — Он ткнул меня табакеркой в подбородок. — Нет? Врешь, нравится!
— Развяжи меня, — сказал я. — Иначе никакого разговора у нас не получится.
Я произнес эти слова твердо, и Мохов, поколебавшись, послушался. Я с болью расправил затекшие руки.
— Разговор короткий, капитан, — молвил Мохов.
То, что я услышал дальше, подтвердило мои догадки. Марч не пришел, угроза провала вызвала среди бандитов смятение. Перспектива бегства за кордон и раньше пугала их, а теперь они отказались от этой мысли. Командора они связали и оставили в лесу. Теперь они хотят уйти от преследования, выбраться из пограничья, замести следы, скрыться в глубине страны. Для этого им нужна моя помощь.
— Ну, капитан, как? — молвил Мохов, сорвал ветку, сломал и бросил. — Не хочешь с нами, тогда тут останешься в яме. Весь вопрос.
— И мама не придет поплакать, — пробасил Оловянный.
Чтобы обдумать положение, я оттягивал время. Я с сомнением взвесил на руке табакерку Наполеона — много ли она стоит? Небрежно откинул ее, взял портрет гвардейца. На меня глянуло розовое, напудренное, курносое лицо.
Лицо у кавалера было юное, свежее и какое-то утреннее, — он словно только что умылся, напудрился и смотрел на меня из своего далекого века с некоторым недоумением. Очень странно и неуместно выглядел этот гвардеец времен Екатерины здесь, в диком лесу, сейчас… Что-то в нем напоминало Тишку. Я протянул ему портрет и со смехом сказал:
— Похож на тебя. Гляди!
— С косой, — протянул Тишка. — Чудно.
Услышать голос Тишки — вот что мне требовалось. Важно было, как он ответит мне, с каким видом посмотрит мне в глаза. Обманывать он еще не научился как будто…
Может быть, вам покажется это странным, но тон Тишки обрадовал меня. Нет, он не отвел глаза, как сделал бы предатель. Взгляд его, когда он говорил, был так же ясен и чист, как всегда, и я сказал себе, что он, верно, не замышлял против меня ничего дурного. И он еще будет полезен мне.