Найма дождалась, чтобы полицейские уехали, а соседи погасили свет. После этого она вернулась в подвал, взяла второго сарыча и выпустила его на заднем дворе. Как пьяный, он поднялся в небо и растворился над городом. А она, прислушиваясь, замерла в предрассветной мгле и всматривалась в ту точку, где потеряла его из виду, как черную песчинку среди серых россыпей.
Ну, хватит, не выдержал Уорд. Кого еще ты притащишь в дом? Крокодила? Слона? Тряхнув головой, он широко раскинул руки и сомкнул их вокруг нее. За каких-то три года он обрюзг настолько, что стал внушать ей неприязнь. Может, пойдешь учиться? – спрашивал он. До кампуса отсюда рукой подать. Но при мысли о колледже ей сразу вспоминались тягомотные школьные будни в Лушото, духота в классах, настырные математические формулы и прикнопленные к стенам невразумительные географические карты. Зеленый цвет – суша, синий – вода, звездочки – это столицы. Учителя просто свихнулись на том, чтобы давать имена вещам, которые испокон веков обходились без имен.
Ложилась она рано и каждый день спала допоздна. Ее одолевала зевота, в которой Уорду виделся безмолвный крик. Однажды, когда муж уехал на работу, Найма вышла из дому, села на первый попавшийся городской автобус и поехала неведомо куда; в конце концов водитель объявил конечную остановку – аэропорт. Она бродила по терминалу, разглядывая табло, где сменялись названия городов: Денвер, Тусон, Бостон. По кредитке Уорда купила билет до Майами, сунула его в карман и стала ждать объявления о посадке. Дважды она подходила к телескопическому трапу, но не решалась двинуться дальше и поворачивала назад. На обратном пути, в автобусе, она почувствовала, как из глаз текут слезы. Неужели она забыла, как делается завершающий шаг? Как это могло произойти настолько быстро?
Летом она жаловалась на влажность воздуха, зимой – на холод. Отговаривалась недомоганием, когда Уорд предлагал ей сходить куда-нибудь поужинать; стоило ему завести речь о музее, как она отводила глаза и даже не делала вид, что слушает.
После четырех лет семейной жизни она все еще машинально называла их дом его домом. Это наш дом, настойчиво поправлял Уорд и каждый раз стучал кулаком в стенку: а там – наша кухня. Наша полка для специй.
У него закрадывались подозрения, что она собирается уйти; он был почти уверен, что однажды проснется и обнаружит, что на комоде появилась записка, а из стенного шкафа исчез чемодан.
Приходил он поздно и сталкивался с ней на крыльце. На работе – аврал, оправдывался он, а она проскальзывала мимо и уходила в темноту.