— Крохоборы!
Да и жена его не нуждалась в том, чтобы делать две или три попытки: ей достаточно было одной. Но она, однако, не удовлетворилась тем, что ей удалось урвать, и фактически использовала его, чтобы делать сейчас карьеру своему альфонсу.
Это так и есть. Когда с его помощью она поступила работать в театр, она годилась лишь на то, чтобы играть субреток, открывать дверь с неуклюжим видом и бормотать с дрожью в голосе:
— Кушать подано, госпожа графиня.
И вот она стала Мари Клэруа. Даже имя и то было придумано им! В действительности же ее зовут Тереза Бурико, отец ее торговал башмаками в маленьком городке в департаменте Юра на рыночной площади.
Он хорошо помнит тот вечер в ресторане «Еремайер» на авеню Клиши, когда они сидели вдвоем за столом, накрытым скатертью в мелкую клеточку, и с удовольствием ели омара по-американски. Он ей тогда объяснял:
— Видишь ли, Мари — это очень по-французски… Да и не только, оно вообще универсально. Из-за его банальности этим именем сейчас никого не называют, разве только служанок. И поэтому оно покажется оригинальным… Мари…
Она попросила его произнести вслух несколько раз:
— Мари…
— Ну а теперь — фамилия «клэруа… есть в ней от слова Клэр[6] и есть что-то от слова Клэрон»[7]. Есть еще…
Черт побери! К чему он об этом вспоминает? Плевать ему и на Клэруа, и на ее хахаля, который собирается сделать себе имя исключительно на том, что наставил рога ему, Комбу!
Ну а этот самодовольный и снисходительный идиот, который толковал ему о мышке, об ее тридцати двух или тридцати трех годах, о драгоценностях, которых у нее нет, и о местечке билетерши… и то, если будет протекция.
Как-то недели за две до встречи с Кэй Ложье спросил у него с уверенностью человека, который принимает себя за Господа Бога:
— Сколько времени ты сможешь продержаться, мой малыш?
— Это зависит от того, что ты имеешь в виду.
— Ежедневно идеально отутюженный костюм в прессинге[8] и безукоризненно чистое белье, достаточное количество денег на аперитивы и на такси…
— Пожалуй, пять, от силы — шесть месяцев. Когда родился мой старший сын, я оформил страховку, по которой ему должны выплатить капитал по достижении восемнадцати лет, но я могу взять ее сейчас, потеряв немного…
Ложье было плевать на его сына.
— Ну хорошо, пусть будет пять-шесть месяцев. Живи где хочешь, в какой угодно трущобе, но обзаведись хотя бы телефоном.
То же самое вроде бы говорил ему сегодня и Гурвич? Удивляет ли его такое совпадение? Ему надо было бы дождаться автобуса, что вполне было возможным в это время. Минутой больше, минутой меньше — это уже ничего не изменит, все равно будет волноваться Кэй.