А Энрико на следующий день пришел забирать свои вещи из спальни Джесси. Он обнаружил почту для нее и для Кэй. Была там также и телеграмма для Кэй, принесенная за сутки до того.
Поскольку телеграмма пришла из Мексики, то он решил сам занести ее Кэй. Он застал ее в комнате, она готовила ужин и была в халате бледно-голубого цвета, делающим ее похожей на молодоженку.
«Мишель тяжело больна Мексике — тчк — Можете, если нужно, получить деньги поездки коммерческом и промышленном банке. Ларски».
Он не просил ее приехать, предоставляя ей свободу действий. Предвидя, что у нее может не оказаться денег, он холодно, но корректно сделал все необходимое.
— Я даже не знала, что он привез девочку в Мексику. В последнем письме, которое я получила четыре месяца тому назад…
— В последнем письме от кого?
— От дочери. Она, как видишь, пишет мне нечасто! Я подозреваю, что ей запрещают и она пишет тайком, хотя и не признается в этом. Ее последнее письмо пришло из Венгрии, и она мне ничего не писала о возможной поездке. Что же с ней? Легкие у нее, в отличие от меня, крепкие. Мы ее показывали в детстве самым крупным профессорам. Франсуа, а вдруг это несчастный случай, а?
Зачем он пил все эти аперитивы? Когда он принялся ее утешать, ему было стыдно за свое дыхание, ибо она не могла не почувствовать, что он сильно выпил. Он отяжелел и погрустнел.
Еще до того, как он вернулся, какая-то тяжесть придавила его плечи, и он никак не может до сих пор ее стряхнуть.
— Поешь, бедняга Франсуа. Ты пойдешь звонить после…
Но нет, он не стал есть и спустился вниз, в итальянский ресторан, чтобы оттуда позвонить.
— Тебе вряд ли что удастся, ты увидишь. Нет ночных рейсов в Мексику. Энрико уже узнавал.
Если бы он вернулся вовремя, Энрико не пришлось бы заниматься тем, что его не касается.
— Есть два рейса завтра утром, с часовым интервалом, но все места заняты. Их, кажется, заказывают за три недели.
Он все же позвонил, как будто ожидал чуда.
Но вернулся ни с чем.
— Первый поезд отходит в семь тридцать утра.
— Я поеду на нем.
— Я попытаюсь заказать место в пульмановском вагоне.
И снова отправился звонить. Все было каким-то серым, и сильно давила тяжесть. В этих хождениях было что-то очень значительное и в то же время призрачное.
Его отсылали от одного бюро к другому. Он не имел достаточного опыта обращения в американские железнодорожные компании.
А тут еще полил сильный дождь, который стучал по тротуарам, заливал поля шляпы. Когда он опускал голову, вода лилась на пол.
Все это могло бы показаться смешным, но сейчас раздражало.