«Ты именно что предатель и дурак. Отступиться от близкого человека в беде, да еще от себя добавить – это хуже, чем мудрить против господина», – с неприязнью подумал молодой вор и убрал руку, когда Шикловен попытался ухватить его за рукав.
Девица тоже дура. Могла бы сочинить благовидный предлог и смотаться куда-нибудь подальше на время беременности, а после подкинуть ребенка Надзору за Детским Счастьем да вернуться домой. Надзор – сволочная служба, испытано Кемуртом на собственной шкуре, но для круглых сирот и брошенных детей это спасение: пропасть не дадут. Пораскинь девчонка мозгами, все бы обошлось.
– Ты меня послушай, – снова хватая за рукав, жарко прошептал собеседник, вознамерившийся во что бы то ни стало рассказать ему о своих злоключениях. – Ее мать была сурийкой. Шанийма, красавица моя, в услужение сюда ее взяли, рано померла, добрых ей посмертных путей… А Клотобии добрых путей не будет, не заслужила!
Он вытащил из кармана мятый платок и высморкался. Его сутулые плечи вздрагивали.
«Вот ведь жлоб, до сих пор ее не простил», – с осуждением отметил про себя вор, слегка отодвинувшись.
– Без матери-то плохо, присматривать некому, а я тоже целыми днями по замку хлопотал, проглядел беду, – торопливо и с гнусавой невнятностью заговорил Шикловен. – Спуталась она с этими… Понял, с кем?
– Нет, – бросил слушатель.
– С этими, которым господин Ферклиц щедрой рукой денег отсыпает, чтоб они за границей баламутили. Но об этом – молчок, не подавай виду. Клотобия была по матери сурийкой и лицом на них похожа. Вот ее и втянули, заморочили голову, что боги-де только их любят, а все остальные люди – мусор, от которого надобно избавляться, и если совершишь такое деяние, заживешь после смерти в светлых чертогах, потому что, мол, душа у тебя чистая. После грязного убиения неповинных людей – чистая душа! – Он издал то ли смешок, то ли всхлип. – Дуреха моя в это поверила и захотела стать ходячей смертью. Когда исчезла, я сперва думал, к тетке погостить, а потом уж узнал, что она поехала в Ларвезу. Не помню, как тот город называется, там она заявилась на вокзал, в толпу народа, и разбудила колдовство, которое маг из этих на нее повесил. На куски ее разорвало, на много кусков, и всех, кто был рядом, тоже… – Его голос задребезжал. – Что ж она сделала, стервь окаянная, сука подлая… Доченька моя бедная…
Кемурт сидел истуканом, внутри у него все заледенело. Ждал одну историю, а получил совсем другую. Если б он мог сказать что-нибудь мало-мальски утешительное, он бы, конечно, сказал, но не было таких слов. Вдобавок авантюра, в которую втравил его Крис, представала теперь в новом свете: похоже, тут все куда опасней, чем ему думалось, и наниматель кое-что утаил, чтоб его не спугнуть.