Но продолжу рассказ Кшесинской: «В этот период ко мне стал проявлять большой интерес великий князь Владимир Александрович, отец Андрея. Он всегда хорошо относился ко мне, но в то время его любезность была особенно очевидной. После первого представления «Конька-Горбунка» он пригласил меня с сестрой и подругой Рутковской на ужин в свой любимый ресторан. Рутковская ему очень нравилась, а ее польский акцент забавлял великого князя. Кроме нас, он пригласил также великого князя Сергея Михайловича и барона Цедделера. Ужин удался, все чувствовали себя непринужденно, так как обаятельный хозяин позаботился о своих гостях. Впоследствии такие ужины повторялись довольно часто. Иногда, когда великий князь решал устроить все неожиданно, он присылал ко мне в уборную записку с приглашением. Если же торжество было запланировано заранее, приглашение отправлялось домой. Великий князь стал ко мне приезжать. На Пасху он прислал мне огромный букет ландышей, имевший форму яйца, к которому было прикреплено драгоценное яйцо работы Фаберже».
Увы, и тогда, да и сейчас многие утверждают, что 53-летний великий князь Владимир относился к Матильде не только как к любовнице своего сына.
15 апреля 1901 года Кшесинская должна была выступать в балете «Камарго», переданном ей после отъезда Леньяни. Этот балет в трех актах и пяти картинах, в стиле Людовика XV, был поставлен Сен-Жоржем и Петипа.
Леньяни танцевала русский танец в платье, сделанном по образцу костюма Екатерины Великой, хранящегося в Эрмитаже, – с широкой юбкой с фижмами, приподнимавшими юбку по бокам. Кшесинская сочла фижмы неудобными и заявила директору Императорских театров князю Волконскому, что не будет надевать фижмы. Перед самым началом спектакля к Кшесинской в уборную пришел начальник канцелярии Императорских театров барон Кусов и от имени директора в последний раз приказал ей надеть фижмы. Кшесинская отказалась, а затем устроила истерику костюмерше, принесшей фижмы: «Вон, вон эту гадость! Не надену. Пусть меня штрафуют, пусть чего хотят делают, а фижмы не надену!»
На сцену Кшесинская вышла без фижм, а на следующий день, приехав на репетицию, увидела на доске распоряжений дирекции приказ о наложении на нее небольшого денежного штрафа «за самовольное изменение костюма, предназначенного для нее в балете “Камарго”».
Ничего необычного в этом поступке администрации не было. Так поступали и раньше. Что было бы, если бы каждый актер выходил на сцену, одетый по своему усмотрению.
«Естественно, я не могла снести такого оскорбления, – вспоминает Матильда, – и мне не оставалось ничего другого, как обратиться к императору с просьбой, чтобы с меня сняли штраф таким же образом, как и наложили, то есть по распоряжению директора. На следующий день на том же месте, где висел приказ директора о наложении на меня штрафа, появился другой: «Директор Императорских театров приказывает снять штраф, наложенный на балерину Кшесинскую за самовольное изменение костюма, предназначенного для нее в балете “Камарго”».