Оправдание Случая
До-пригожинским европейским мышлением была освоена в основном необратимость «с человеческим лицом». Оно знало ее, например, под именем Судьбы, Рока. А вместе с ними, в том же букете понятия, которым Пригожин тоже предложил полноценный естественнонаучный – и на основе этого философский статус: Случайность, Вероятность, Выбор… – все то, из чего рождается, в чем осуществляется Судьба-Необратимость в ее человеческих обличьях. А Пригожин взялся показать, как все это происходит на уровне «естественных», глубоких структур бытия. Опираясь на работы русских математиков А.Н. Колмогорова, Я.Г. Синая, В.И. Арнольда, он описал новые классы неустойчивых динамических систем, поведение которых можно охарактеризовать как случайное. Так Случай получил естественнонаучный статус и стал предметом рационального моделирования.
Случай и Вероятность постигла в европейской культуре в известном смысле та же судьба, что и Время с его необратимостью. О них много говорили – только не в пределах науки. Классическая наука занималась связями и закономерностями существенными, необходимыми, общеобязательными. Случай же – вещь принципиально «иррациональная» – властвовал над человеческой, слишком человеческой, далекой от всякой науки жизнью (опять человек и Большая Природа оказались как бы по разные стороны «барьера» -как будто в различно устроенных сферах бытия).
Перечитав статью, почувствовала, что о многих, кто лишь в ней упомянут, скользнул, как тень, на заднем плане, хочется сказать хотя бы чуть подробнее: о тех, кто создавал культурный контекст идеям Пригожина, кто решал в каком-то смысле одни с ним задачи и мотет претендовать на общий с ним результат во влиянии на умственный климат нашей эпохи.
Имена
Берталанфи (Bertalanffy) Людвиг фон (1901-1972) – австрийский, затем канадский и американский биолог-теоретик и философ, один из тех, кому обязана своим существованием очень характерная для XX века область знаний под названием «общая теория систем». Ему принадлежит сама идея построить теорию, которая описывала бы общие принципы устройства и поведения систем вообще, независимо от природы элементов, которые их составляют. Пригожин, по сути дела, работал в том же направлении: создания средств к тому, чтобы выявлять изоморфизм законов в разных областях реальности и таким образом в конечном счете описывать реальность в целом. То есть решать философские по природе задачи естественнонаучными средствами.
Научная история неопределенности началась тоже в XIX веке. Немецкий физик, физиолог, натурфилософ Г.Т. Фехнер (1801 – 1887) первым всерьез заговорил об индетерминизме в естественных науках, даже выделил там разные его варианты. Причем интересно, что идея неопределенности у него связана с представлением о мире как едином органическом целом и о некоем «высшем» законе, через который мир может быть описан в качестве такого целого. Пригожин, разумеется, не наследник и не продолжатель Фехнера; здесь преемственность не концепций, а тем и интуиций. Да, у Фехнера такие интуиции возникали в пределах совершенно других установок, которые нынешней культурой чувствуются как безнадежно архаичные. Но уверенность его в том, что есть неопределенность, коренящаяся в самом процессе с его непредсказуемым развитием, оказалась точным попаданием и нашла продолжение в вероятностных теориях XX века. Продолжил эту тему и Пригожин.