— Ступайте, — сказала она. — Тарги подаст мне знак, когда не будет никакой опасности.
Они покинули мерзкое подземелье через второй выход. В ночи среди завываний хамсина раздавались звуки труб, как в лихорадке, били барабаны, а самобичующиеся ожесточались, стегая свои тела.
— Шах Хуссейн! Уа, Хуссейн!
Пустыня отвечала им только шипением змей. Сладкий аромат цветов олеандра, затоптанных процессиями, примешивался к смраду от падали и вони от диких зверей. Это был запах Баодада, запах этой безумной планеты…
Зубейда вывела своего спутника на берег реки. Пылали факелы, прикрепленные к мачтам галер, которые мирно покачивались на водной поверхности. Флот халифа поднялся сюда из Красного моря и стоял сейчас в пределах видимости из дворца.
Сидевшие без седел на своих конях богатыри-мавры ели из металлических тарелок. На плитах широкой дороги валялись листья пальм и крокусы. Посаженные на цепь львы и леопарды лизали мрамор.
— Из-за моря привозят любимых зверей, — шептала Зубейда. — О! Все хорошо сочетается с этим городом! Я ненавижу Баодад: здесь люди гибнут от жары, убивают, и все так быстро гниет! Ты еще не срывал плод, который разлагается в твоих пальцах. Все — ложь, а все люди — предатели.
— Даже халиф?
— Халиф — сумасшедший. Он не умывается, не стрижет никогда бороду, не обрезает ногти, а воображает себя Богом! Однажды он проезжал по городу и, услышав женский смех в банях, приказал их замуровать. Когда он поднимался на трон, ведущие к нему ступеньки были красными: по его приказу была вырезана семья Оммаядов! Разве я ненавижу Саламандру? Нет! С тех пор, как существует Анти-Земля, эти люди постоянно звали ее. И вот она пришла!
Факелы освещали путь процессии. Серебряные стены дрожали в облаках благовоний. Паломники гнулись, как спелые хлеба, муллы лежали ниц, а воины запрокидывали головы, как будто пили опьяняющее вино. Евнухи сераля и молчаливые стражники-негры обеспечивали охрану процессии.
Зазвучали бронзовые трубы. Двадцать лошадей в золотых и пурпурных упряжках тянули колесницы с инкрустированными жемчугом осями. Конрад увидел украшенное кориндоном и хризопразами облачение. Темно-золотистая вуаль была прижата к вискам бриллиантовой короной. Вокруг фигуры распространялось красное сияние…
Новая жена халифа прибывала в большой сераль.
Монферрат имел несколько часов отдыха — глубокий, мертвый сон — в келье Бертхольда Шварца. Он проснулся, когда холодные губы Зубейды прикоснулись к его векам.
Принцесса сидела на коленях у его изголовья.
— Сейчас или никогда, дорогой господин, — сказала она.