И Альруне стало горько.
— Я знаю. Он не может любить.
В ее голосе слышался триумф, как будто легче отказаться от чего-то, если никто не может этого получить.
Но Арфаст, казалось, понимал, что эти слова могут унять лишь ее уязвленную гордость, но не разбитое сердце.
Он вздохнул.
— Ричард не видит тебя, ты не видишь меня, я же вижу вас обоих, но не в силах вам помочь.
В его голосе слышалась печаль, и Альруна даже предположить не могла, что и на столь светлое сердце может опуститься тьма. Ей вдруг вспомнилось, что в то утро, когда Арфаст вбежал в часовню, залитый кровью, она даже не спросила его, тяжело ли он ранен. Тогда ее интересовало только то, выжил ли Ричард. Она не задумалась, как скоро заживут его раны, какие останутся шрамы и болят ли иногда его сломанные кости. Альруна почувствовала свою вину перед ним, но признавать этого не хотела.
— Не говори, что любишь меня, — строго сказала она. — Если любишь, то нет у тебя права отговаривать меня от любви к Ричарду, ведь тогда и твоя любовь лишена смысла.
— Но если бы я не любил тебя и тогда мог бы винить тебя в глупости, ты прислушалась бы ко мне?
Альруне подумалось, что он принес такую же жертву, как она в ту долгую ночь, — он готов был отказаться от своего счастья, если она обретет свое. В глубине души Альруна понимала, что Бог не смилостивится над нею, если она не отнесется к любви Арфаста с уважением, и все же было так сладостно растоптать его сердце, причинить боль другому, чтобы не чувствовать ее самой.
— Я никогда не прислушаюсь к тебе, — холодно сказала она. — Для этого ты недостаточно важен.
Он вздрогнул, но сдержался.
— Нас, мужчин, с детства учат скрывать свою боль. Но учат также и тому, как защитить свою честь, если ее пытаются растоптать.
В его голубых глазах Альруна видела и обиду, и надежду; она понимала, что он предан ей так же, как она предана Ричарду, печется о ней с той же страстью, как и она о Ричарде. Да, над Ричардом у нее не было власти — зато была власть над Арфастом, и Альруна наслаждалась этим.
— С чего ты взял, что я снизойду до того, чтобы растоптать твою честь? — рассмеялась она. — Ты не стоишь таких усилий. Проще плюнуть на нее.
Его черты исказились от боли, словно она уколола его раскаленной иглой. Но Альруна не успела насладиться его болью, слишком дорогую цену пришлось ей заплатить за эту усладу, за чувство, что страдает кто-то другой, а не она. Арфаст, поджав губы, отвернулся и вышел вон.
В душе Альруны сражались сожаления и упрямство.
«Почему я так холодна с ним?»
«Почему ему должно быть лучше, чем мне?»