— Увы, нет шнапса и мармелада, — прибавил он, вздохнув.
— Ох, здоров жрать! — буркнул Рыжов. — Эссен, эссен[7] — первая забота.
Гушти между тем, снова приняв молитвенную позу, вешал фасоль. Простоватая, маслянистая улыбка сошла с его круглого лица — это был уже другой Гушти, невеселый и жадный. Губы его шевелились. Похоже, он считал зерна.
— Э, вовсе он не простофиля, — сказал мне о Гушти майор. — Это кажется только… А в общем полезный немец.
Михальская тоже была довольна работой Гушти. Ходячий словарь окопного жаргона! Записи Юлии Павловны сильно пополнились с появлением Гушти. Пришлось завести новую тетрадь.
— Взгляните, какие перлы! — восклицала она, листая ее. — Mit kaltem Arsch[8]. Значит, капут, гибель. А как немцы из рейха называют зарубежных немцев — чешских, румынских, польских? Beutedeutsche[9]. Правда, хлестко?
— Гушти развлекает вас, — заметил я.
— Сперва мы помирали с хохоту. Геринга он играет бесподобно. Но нельзя же без конца повторять одно и то же!
Она курила. Я подносил ей огонь, она, как всегда, с улыбкой отводила мою руку.
— Как Фюрст?
— Нового пока ничего.
Я не забыл Фюрста. Саксонец Вирт, выступавший у нас по радио, нередко приносил мне вести о нем. Хотя мне и не удалось за эти месяцы побывать в лагере военнопленных, я все же издали следил за житьем-бытьем обер-лейтенанта.
Его друг Луц еще в апреле примкнул к «Свободной Германии». В союзе с ним Вирт повел атаку на Фюрста, но обер-лейтенант уперся. Нет, он не выступит против Гитлера, не нарушит присяги! Пусть изменились его убеждения — он сохранит их при себе. Его бывшие подчиненные должны драться до конца.
— Другого выхода нет, — твердил Фюрст. — Германия рушится, к ней никто не придет на выручку. Русские — наши друзья? Красивые слова! — говорил он антифашистам. — Победители всегда одинаковы. Опять Версаль, голод, безработица… И русские, и англичане, и янки — все навалятся и скрутят нас по рукам и ногам.
Спорил он до изнеможения, до ссор и, разругавшись, ложился на койку. Возврата к карточному столу, к фон Нагеру, к фон Бахофену не было, да он и не стремился к ним.
Фюрст стал больше читать. Вначале он брал книги у Вирта с недоверием, с задором: погоди, мол, я разнесу твои авторитеты! Но вскоре увидел, что не в силах этого сделать. А бросить книги уже не мог.
Для компании, игравшей в карты, он перестал существовать. Его не замечали, с ним не здоровались. Фюрст не смотрел в их сторону, старался не слышать. Все же возгласы играющих доносились до него.
По правилам игры, из карточных генералов, рейхс-маршалов и нацистских бонз выделялись козыри. Фамилии козырных начинались на одну букву. Чаще всего «козырными» были «Г», — легче всего назвать Гинденбурга, Гаусгофера, Гиммлера. До последнего времени Гитлер не фигурировал в игре, но с высадкой англичан и американцев во Франции настроения среди лагерной знати переменились.