А тогда, в день приезда, когда Витек за стеной играл ноктюрны Шопена, Борис Михайлович Катерине говорил:
— Нет, Катя, неправильно мы относимся к Витеньке, грубо, портим его грубостью.
— Это все ты рычишь, как чуть что, сразу орать.
— Я, один я. Ты вот мать, ты его, как мать, приблизь, что ли, тебе это положено, мне-то, отцу, неудобно по головке гладить, а тебе… пожалей ты его раз-другой, рубашку ему новую купи, в десятый класс перешел, можно бы и костюмчик купить.
— Если бы ты всегда был такой умный, не писал бы он про нас, не обижался, ты виноват, отец.
Катерина оставила свои занятия и подошла к Борису Михайловичу, глядя в глаза ему, сказала, вроде мысль осенила ее счастливая.
— Ты вот вместо слов, — сказала она, — взял бы сейчас и вышел с Витьком, прошелся бы, в магазин заглянули вместе, купил бы и рубашку, и костюмчик, надо с сыном бывать почаще.
И тут же Катерина решительно вошла к Витеньке.
— Витек, — деловито приказала она, — закрывай-ка свою музыку, сходите с отцом в магазин, а я уберусь в квартире, у тебя уберусь, тут как поросята ночевали, давай, Витек! — И сама, не дожидаясь, взяла ноты, положила на место и закрыла крышку пианино.
Борис Михайлович удивлялся и даже завидовал Катерине, так просто она распоряжалась с Витенькой, не задумываясь, как тот отнесется к ее крутым распоряжениям, к этим безоговорочным жестам: хлоп, хлоп — сложила, закрыла, давай, уметывайся, мне убираться надо. Или: «Хватит, голова раскалывается от музыки твоей». И Витек подчиняется, принимает это как надо, даже если и огрызнется, видно, что не обижается. Ведь грубо же, некультурно, не даст доиграть до конца, рраз, закрыла, захлопнула крышку, и никаких разговоров. А если она каждого уговаривать станет, уламывать, ждать, никогда не сможет управиться по дому. Конечно, она права, но Борис Михайлович так не может. А теперь Витек смирился в ту же минуту, поднялся, стал одеваться, спросил только, может, он сам сходит, принесет что надо.
— Идите вместе, — приказала Катерина, — все равно мешать будете, у меня стирки сколько, уборки. Идите.
Дала сумку в руки, сказала, что купить к обеду. В прихожей провожала, а тут звонок — Лелька позвонила. Витек взял трубку. Ах, Витюленька, папуленька, мамуленька, приехали? Лё-лё-лё, ля-ля-ля и так далее. Передал трубку матери, поморщился.
Мужчины вышли. Через час прискакала Лелька. Ох эта соблазнительница, расцвела на чужую беду, дурака какого-то ответственного водит. Дурочка, пора бы и за ум браться. И радовалась Катерина, и мучилась. Хорошего бы мужа ей, как бы хорошо.