Немного отсиделся, собрал себя в руки, все же отец был, мужчина, Борис Михайлович сказал:
— Спасибо, сынок, порадовал нас.
Дома, конечно, был учинен праздник. Шампанского купили.
— А ребенку можно? — спросила Катерина. Уж очень ей было хорошо.
— Можно, — сказал отец и сам разлил шампанское.
Мамушкины были в полном составе, и бабушка Евдокия Яковлевна тоже сидела за столом.
— За тебя, Витек! С матерью чокнись, с Лелькой, ну, у бабушки водичка, все равно чокнись.
Выпили! Прозвенели синие фужеры, из синих пили, дружно осушили их и радостно перешли к закускам. Витек выпил скромненько, с видом заправского алкоголика, которому эту безделицу, шампанское, и пить-то не особенно приятно, но, подчиняясь, он скромненько выцедил и скромненько поставил синий фужер. Закусить было чем в этом доме. «Пока мать у вас есть, — говорила Катерина, — не помрете с голоду». Это верно. Из ее буфета тут были все сладкие продукты и комсоставская, как называл ее Борис Михайлович, рыба, и красная икорка, а также и черная, пряная селедочка в красивых баночках, балычок, семужка с лимончиком и горячей картошкой. Картошка бабушкина. А у самой стенки, в которую упирался стол, у стенки стояли диплом, грамота, мельхиоровый чайник и разукрашенная цветами чашка с блюдечком, то есть вся Витенькина награда. Когда все выпили, отец сказал, начал было говорить:
— Вот шампанское, между прочим…
— Папа, — перебила Лелька, — нет, вы посмотрите, какая прелесть! — Она взяла и на ладони подняла над столом блюдечко с чашкой. — Какие чистые краски и какая удобная и красивая чашка.
Витек с достоинством помалкивал, деловито закусывал, но тут ответил Лельке:
— Я тебе дарю, если нравится.
— Серьезно?! — Лелькины глаза вспыхнули, все лицо ее вспыхнуло от восторга. Она поставила чашку, облапила Витька и смачно поцеловала его в обе щеки. Витек вывернулся, уронил вилку.
— Что ты меня все целуешь?
— Она же сестренка твоя и любит тебя, дурачок, — сказала мать. — Раз он дарит тебе, то возьми, Леля, а у нас чайничек будет.
Борис Михайлович позволил себе выпить белого и находился в расслабленно-благодушном настроении.
— Между прочим, — сказал он, — шампанское… Нет, чайничек мельхиоровый, чашечка эта, блюдечко. Эх, чашечки-блюдечки. Ты знаешь, мать, я не люблю никакого критиканства, потому что трамваи ходят, буфеты-магазины работают, но чайнички мельхиоровые, заварные…
— Ты, отец, заплетаться стал. Леленька, убери от него графинчик, хватит.
— Погоди, дочь, я не заплетаюсь, я еще одну выпью за Витька, такие люди нужны рабочему классу. — Налил себе, остатки шампанского разлил по фужерам. — Расти, Витек, на радость нам и рабочему классу, хозяину нашего государства.