Дома опять разговор.
— Витек!
— Что?
— Что, что? Не понимаешь? Может, тебя действительно побить?
— Побей.
Борис Михайлович так, для острастки, для внушения сказал, на самом деле он и в эту минуту страшно любил сына. Любил и любовался им. На самом деле — какой парень интересный, уже усы пробиваются, не замечал раньше, не обращал внимания. А эта учительница, сама выговаривает, жалуется, а в то же время как бы даже и хвалит его, не то что хвалит, а как бы любуется, вот, мол, положит голову и спит или в окно смотрит. О чем он там думает? И ей интересно, о чем? По глазам и по голосу видно же, что ей интересно. Учителя.
— Не махай головой. Дергаешь все, как хвостом кобыла. А то вот возьму ремень да выпорю как следует, ты меня знаешь, я ведь могу.
Плечом ответил. Делай, мол, как знаешь. И опять дерг, дерг. Они стояли друг перед другом. Отец посмотрел рассеянно, подошел вплотную, обнял Витька за плечи.
— Ну, сынок. Почему ты не хочешь заниматься?
— Неинтересно.
— Что неинтересно?
— Все.
— А это? Паяльником, интересно?
— Да.
— А если я возьму да к чертовой матери все это раскидаю?
— Мне все равно.
— Ах вот как! Ну ладно, я тебя прошу, Витек, по-дружески, подтянись немного, сделай, чтобы нас хоть не таскали в школу. Ну?
— Постараюсь.
— Да, конечно, что тебе стоит?
— Сказал — постараюсь.
Постарался. На третий день принес пятерку в дневнике, выставленную давним Витенькиным врагом, учительницей литературы и русского языка. «Как?» Ответил плечом. «Ну, сынок, давай, докажи им, пускай знают, кто ты такой. Что тебе, трудно доказать?» — «Нетрудно». — «Ну вот». Потом принес пятерку по алгебре, потом по химии, потом пошли пятерки, пятерки, а потом опять вызывали родителей. Раньше среди двоек, троек и даже колов всегда блуждала по дневнику единственная пятерка по обществоведению, других отметок по этому предмету не было. Еще тогда родители удивлялись: «Откуда? Почему он ставит тебе пятерки?» — «А мы всегда спорим с ним». — «О чем?» — «Обо всем». — «И за это ставит?» — «Да». Странный учитель. Теперь, слава богу, пошли пятерки по всем предметам без исключения, даже по физкультуре. И вдруг опять вызов. На этот раз вызвал директор. «В чем дело, Витек?» — «Не знаю». — «Как же ты не знаешь? Директор вызывает, а ты не знаешь. Врешь, негодяй. Что натворил?» Молчит. Голову опустил. Слезы закапали. Конечно, ребенок. «Ладно, отец, оставь его, сходи, а потом уж будешь говорить».
Так шло все хорошо, и вот — на тебе. За день перед этим еще похвастался, что поставили его редактором классной стенгазеты, что они выпустили номер, повесив ли, а пробиться на переменке нельзя, такой успех, все классы читают, вся школа. «Так уж и вся школа?» — «Вся. Все классы, не пробьешься». — «Вот видишь, Мамушкин, — сказала Витеньке классная руководительница, — когда ты захочешь, все можешь. Видишь, какой успех? Учителя не могут прочитать, не подступишься. Поздравляю», — сказала классная руководительница. А к последнему уроку сняли газету. Почему? Никто не знает. Это ребята, на которых карикатуры были нарисованы, они сняли. Так объяснил себе и другим Витек. И вот, пожалуйста: завтра без родителей не приходить. «Папа же работает с утра», — сказал Витек. «Ничего, отпросится». Пришлось звонить на завод, предупредить, что срочно зовут в школу.