— Почему до Рождества? — спросила Сьюзен, чувствуя легкую обиду за мисс Харли. Отчего это Том столь самонадеянно убежден, будто Луиза готова терпеливо дожидаться, когда он надумает остановить на ней свой выбор?
— Да кто же станет обременять себя брачными обязательствами в самом начале охотничьего сезона? Ничего ужаснее и вообразить невозможно! Ты только представь, я сделаю предложение, а она его примет, и так далее, и тому подобное, а затем нам придется отправиться в омерзительное свадебное путешествие в Париж, во Флоренцию, в Рим или в еще какой-нибудь захудалый заграничный городишко, и как раз в ту пору, когда начнется охота на лисят. Нет, это никуда не годится. Подобное безобразие кого угодно отвратит от самой мысли о женитьбе.
— Ты мог бы сделать предложение в ближайшее время, жениться в июле, незамедлительно отправиться во Флоренцию и вернуться в Мэнсфилд как раз к началу охоты на лисят, — предложила Сьюзен.
— Довольно, кузина! Позволь-ка мне самому решать свои дела. Не хватало только, чтобы еще и ты вмешивалась, — мне предостаточно хлопот подобного рода с Джулией. Я не желаю потратить все лето на составление списков гостей, неизбежные в таких случаях утомительные распоряжения и наводящие тоску приготовления к свадьбе.
Сьюзен пожалела, что миссис Йейтс не слышит рассуждений своего брата, — это, пожалуй, охладило бы пыл, с которым та старалась устроить брачный союз Тома и Шарлотты. В последнее время погода стояла ясная и сухая, а потому коляску Джулии можно было видеть в Мэнсфилде почти каждый день; миссис Йейтс с Шарлоттой сидели возле леди Бертрам или бродили по саду в поисках Тома. Единственная выгода, которую могла извлечь из этого Сьюзен, заключалась в том, что иногда ей удавалось оставить леди Бертрам в обществе дочери и, проскользнув через парк, навестить мисс Крофорд.
Одно возражение против затеи Тома с балом Сьюзен так и не высказала, зная, что этим лишь приведет кузена в ярость, однако ее не оставляло тягостное чувство вины; она сознавала всю неправильность, едва ли не греховность предстоящего увеселения, сулящего множество радостей и забав, ибо совсем рядом страдала та, что некогда царила в светских салонах, находя особое удовольствие в шумных и пышных празднествах. Разительный контраст этот был жестоким, слишком жестоким. Помышляя об атласных туфельках и украшенных блестками лентах, Сьюзен чувствовала себя изменницей, жалкой предательницей.
Поглощенная этими мыслями, она отворила калитку, ведущую из Мэнсфилд-Парка прямо в сад позади Уайт-Хауса, — близко сойдясь с обитателями дома, она пользовалась теперь коротким путем.