А стол гулял и смеялся: Кэти и сестрица с умилением вспоминали свое безоблачное детство, полковник Базилио удовлетворенно поддакивал, куря дешевую сигариллу (десерт он умял одним духом, несмотря на то что сожрал добрую половину гуся), и рассказывал Юджину об огурцах в своих парниках. Иногда мы с Юджином обменивались многозначительными репликами: “Как гусь?”, “Вам поперчить?”, “Прекрасный салат!” – в общем, помолвка удалась на славу, если бы не мочеподобный сладковатый сотерн, которым мне приходилось пробавляться.
– После ужина я хочу показать вам нашу яхту… это совсем рядом, – шепнул я Юджину.
– А я не опоздаю на последний поезд?
– Что вы! Он ходит до полуночи. Кэти гордится яхтой… – Я почувствовал, что уже начинаю нервничать. – Там и выпьем, как следует… без всяких любопытных родственников…
– Только на несколько минут. Я хотел бы вернуться в Лондон пораньше. – Эти слова словно ошпарили меня, и я машинально отхлебнул мерзкого сотерна.
Ничего, мы попробуем его уговорить прокатиться в Кале. Уговорим. Все знают силу убеждения Алекса. “Если ты, Алик, чего-нибудь захочешь, – говорила мама, – ты пристанешь и не отлипнешь, как банный лист”. Семинаристский дядька тоже ценил Алекса за настойчивость. Уговорю, обязательно уговорю. В конце концов, пообещаю довезти до Лондона на машине. Рухну на колени, разыграю сцену, взмолюсь, застучу лбом по паркету – не откажет он мне в день помолвки.
Базилио, положив глаз на бутылку “гленливета”, который я, увы, не трогал, к концу банкета надрался as a lord[87] и надувал щеки, выпуская мерзкий едкий дым сигариллы.
После кофе, захватив со стола “гленливет”, оставшийся после пиршества Базилио (моветон, но не пропадать же добру), и подав руку ослепительной Кэти, я вышел из-за стола, и мы торжественно прошествовали к “газели”.
Базилио и Алиса, помахав нам руками (сестрица придерживала папашу, наступавшего себе на хвост), направились домой, а наша троица покатила к причалу, где, слегка покачиваясь на темной воде, белела “Грациозная”.
Я пропустил Кэти и Юджина вперед и на минуту задержался в машине, переложив из атташе-кейса в карман “беретту” и аэрозоль с газом. Черт побери, как бы брызги не попали и мне в нос, такие случаи бывали, поэтому стоит подстраховаться, прикрыть другою рукою нос и рот, лучше всего платком. Где он? Платок, как ни странно, находился на месте и ностальгически пах “шипром”. Именно “шипром” пахло от Алекса, когда он повел Римму в загс, – даже подергала ноздрями тетя в очках, сидевшая за столом; Римма стеснялась, что на ней потертый котик, что ж, теперь у нее две норки! Итак, платок на месте. Впрочем, не надо спешить. Возможно, Юджин легко согласится на поездку в Кале. Стоит хорошенько его попросить. Так, как умеешь только ты, Алекс. Если откажется категорически, заманить в малый отсек (спальню), дальше уже ясно…