– Вам незачем было выхватывать письмо у меня из рук, – возмущалась она.
– Прошу прощения, я действовал необдуманно. Я могу вернуть его вам, а вы – мне с условием, что, если вы не захотите, я отниму его силой.
Глаза ее блеснули, и, поняв это, она чуть покраснела. Она протянула руку. Я сложил письмо, положил его в конверт и отдал ей. Она посмотрела на него, потом на меня и протянула письмо мне. Я взял его.
– Я делаю это, – торжественно произнесла она, – потому что, по-моему, мой брат хотел бы, чтобы я поступила именно так. Бедный Лен. Вы думаете, его убили из-за того, что он написал этот роман?
– Да. Теперь я это знаю. И от вас зависит, поймаем ли мы его убийцу. – Я вынул блокнот, вырвал страницу и подал ей. – Все, что вам предстоит сделать, – это написать вот такое письмо на своей почтовой бумаге. Остальное я объясню потом.
Она принялась читать. Я сел. Она казалась прекрасной. Прекрасными выглядели и ненастоящие дрова в ненастоящем камине. Даже дождь, который лил не переставая… Нет, хватит с меня.
В 3.23 из телефона-автомата в какой-то в глендейлской аптеке я позвонил Вульфу. Всегда приятно докладывать о выполненном поручении и слышать от него: «Приемлемо». На этот раз я удостоился даже большей похвалы. Когда я изложил ему все, что его интересовало, в том числе и содержание письма Дайкса, которое было у меня в кармане, и письма миссис Поттер, которое я, только что наклеив авиамарку, опустил в щель почтового ящика возле глендейлской почты, наступило пятисекундное молчание, а затем я услышал: «Весьма приемлемо». После стоивших мне еще пять долларов обсуждений планов на будущее, в том числе и возможности непредвиденных обстоятельств, я нырнул под проливным дождем в ожидающее меня такси и назвал шоферу адрес в нижней части Лос-Анджелеса. Дождь сопровождал нас всю дорогу. На перекрестке мы на одну восьмую дюйма ушли от столкновения с грузовиком, и шофер извинился, сказав, что не привык ездить под дождем.
– Скоро привыкнете, – ответил я, что, по-моему, ему не очень понравилось.
Офис сыскного агентства занимал половину десятого этажа грязного старого здания с лифтами, издававшими на ходу стоны и скрипы. Я один раз много лет назад уже был там, и, поскольку утром из отеля предупредил, что, возможно, зайду, меня ждали. В угловой комнате мне навстречу поднялся малый по имени Фердинанд Долман, у которого были два подбородка и четырнадцать волос, прикрывавших лысину.
– Рад видеть тебя, старина! – протягивая мне руку, оживленно воскликнул он. – Как поживает наш толстяк?