— И она так прям сразу согласилась встретиться??
— Она почему‑то ищет его срочно. В хорошем состоянии. Чтобы сразу можно было жить. И я сказал, что буквально в эту минуту появилось одно настолько прекрасное предложение, что покупатели накинутся на него, как пираньи…
— Я знаю, зачем ей замок. Она хочет скрыться там и спокойно воспитывать Петера. Чтобы не беспокоили журналисты.
— Ну да, — сказал Томас равнодушно, взял с заднего сиденья папку и подал мне: — Ты будешь моя помощница. Это ребята в Штабе распечатали. Фотографии замков.
Я кивнула. Интересно посмотреть, как он будет продавать ей замок и одновременно искать Петера… ого! — в трехэтажном особняке, размером с тихоокеанский лайнер.
— Пока я буду ее забалтывать, прошвырнешься по дому, — сказал Томас и вышел из машины.
— Может, лучше я с ней поговорю?
— И нападешь на нее, как на беднягу Швайгера?
Нет, вы видали? Он же вообще не хотел к ней ехать! А теперь не даст мне ее допросить как следует!
— Хорошо, — отвечаю.
Если не найду Петера в ее бесчисленных комнатах, схвачу Вивиан за горло и буду трясти до тех пор, пока не вытрясу всю информацию!.. Ух ты, какая я, оказывается, свирепая!
Дверь нам открыла пожилая мексиканка. Не успели мы поздороваться, как на лестнице, по округлой стене холла уходившей вверх, появилась Вивиан.
— Привет! — закричала она, улыбаясь.
Она казалась старше, чем на экране. В углах глаз наметились мелкие морщинки, а может, она просто устала из‑за перелета Нью — Йорк — Лос — Анджелес? И все равно выглядела она великолепно, безупречного тона кожа, сияющие солнцем волосы, серьги (бриллиантовые?), симпатичная типа домашняя одежда, но сразу понятно, что стоят ее якобы простые демократичные брючки как весь мой гардероб, или даже два.
Ни игрушки какой‑нибудь, ни погремушки, ни коляски, например, или пачки подгузников — ни в холле, ни в гостиной, куда она нас провела, не наблюдалось.
Они с Томасом уселись на диван, я подала папку и прикидывала, как бы незаметно удалиться. Другого предлога, как „А где у вас туалет?“, по — моему, человечество еще не изобрело. В самом деле, не можете же вы сказать: „Я проголодалась, можно пошариться на кухне?“ или „А можно я вздремну на кровати, я что‑то сегодня совершенно не выспалась?“
А если вы, не дай бог, воскликнете: „Ах, у вас такой красивый дом, могу я пройтись полюбоваться?“, то хозяин чуть не за ручку поведет вас по всем закоулкам, то ли боясь, что вы упустите из виду статуэтку, которая „куплена в Мадриде, знаете, чудесный магазинчик в переулке у старой крепости“, то ли опасаясь, что вы ее как раз таки заметите и сломаете при самостоятельном осмотре. Стоило, например, заглянуть к миссис Трюфельс за солью, и просить об экскурсии не нужно было. Говорилось: „А эти чудесные вазочки мы привезли из свадебного путешествия — из Техаса. Их было две, но вторую, — тут глаза промокались платочком, — мистер Трюфельс, он иногда выпивал, и сама понимаешь, ну вот, он и разбил…“ (Сколько она с ним боролась, эта бедная миссис Трюфельс — запирала его дома, отбирала все деньги, выливала спиртное в раковину. Бесполезно! Он все равно добился своего — допился до того, что умер. Это она мне сама рассказала, я‑то в этом доме всего полгода живу. А она уже давно овдовела.)