Я опустила бутыль на пол, пробку сунула в карман, кинулась к Петеру и аккуратно стала выбирать из его ладошек стеклянные лампочки — куда же их? Вытащила из‑под стола коробку с туфлями, и стала сбрасывать туда лампочки. Не мог он заграбастать ее целиком, с проводами! Оглянулась — ну конечно, не мог! Гирлянда висела на месте, только лампочки были аккуратно прорежены через одну. Одно желание исполняется, одно — нет. А он, видать. захотел получить вон те цветные блестящие штуковины. Я собрала все фонарики и закрыла крышку.
— Это не игрушки, — погрозила я пальцем полубожку.
Он огорченно надул губки. Я пнула коробку обратно под стол.
Мосик полз по дивану на четвереньках, кувыркнулся с краю, и, как ни в чем не бывало, продолжил ползти дальше — по полу. Вот чем мне нравятся эти милые дети — монстрики. Обычный ребенок на его месте бы разорался, а этому хоть бы хны. (Да не роняла я детей с диванов! И не оставляла без присмотра! Вы что думаете, я няня или кто? Ну, может, в самом начале моей блестящей карьеры… В общем, не знала я тогда, что годовалый ребенок может быть таким шустрым и пока я бегу открывать дверь его мамаше, начать заниматься прыжками вниз. Хотите знать, не уволила ли она меня? А вы как думаете?? Заходит она к няне, я ее отпрыск орет как резаный. Я бы тоже больше его мне не оставила).
В дверь позвонили — нет, вернее, не позвонили, а просто сели на звонок, или встали, а потом стали топтать его ковбойскими сапогами с железными подбойками. Селия! Ничего, секунду подождет. У меня тут малыш с неограниченными способностями.
Чтобы занять его, вручаю ему лохматую игрушечную собачку. Но в ту же секунду собачка оказывается на столе, а в руках у малыша оказывается бутыль с божественной едой. Он держит бутыль уверенно и ловко, хотя она такая большая, что его за ней не видно. Ладно, не уронит. Я бегу открывать.
— А если бы ты жила в таком большом доме, как мой, ты что, завтра бы добралась до двери?! — вопит Селия, влетая в зал. — Ну, где моя лапочка? А это еще кто? — уставилась она на бутыль, за которой раздавалось громкое внятное чавканье и довольное похрюкивание. Нет, пора обучать маленького Петера манерам!
— Ребенок, — пожала я плечами.
— Да? — свела она брови. — Из каких он?
— Из… я не могу раскрывать тайны своих клиентов, — важно сказала я, как адвокат из кино.
— А я имею право знать, с кем водится мой сын!
— Ни с кем он не водится! Он вон, под шторой ползает!
Селия и не взглянула на сыночка, зато обошла кресло, чтобы посмотреть, кто там.
В это время Петер икнул и отставил бутыль. Я забрала ее. А он вдруг стал расти и прямо на наших с Селией глазах превратился в годовалого.