В сапогах хлюпает.
Я почти на ощупь пытаюсь убрать гладий в ножны — не идет. Клинок кривой. Выпрямляю его ногой как могу. С железными всегда так, гнутся при первой возможности. Зато они острее бронзовых. «Это мой меч», — повторяю я и вкладываю гладий в ножны. Он не совсем прямой, поэтому входит с усилием.
Дождь слегка стихает.
Центурион сидит на обочине, смотрит на меня. Усмехается. Рука его неловко притянута к телу. Ну, я не особо умелый медик. Рядом на дороге лежит труп последнего германца. Струи воды разбиваются в луже у его лица. Оно искажено судорогой, рот открыт. Его убили в спину. Извините, не до церемоний.
— Как ты, Тит? — спрашиваю. Меня тоже задели, бок пылает.
— Ничего, легат. Могло быть и лучше, конечно.
Он морщится, пытается подняться. Я наклоняюсь и подхватываю его под мышку. Ну, давай! Еще раз! Он встает. Я чувствую мокрое под пальцами. Кровь.
— Это была хорошая молитва, — говорит Тит хрипло. — Так, легат?
— Так, центурион. Самая лучшая.
И тогда снова начинает лить дождь.
* * *
Спустя час мы бредем по военной дороге к городу. Поддерживая друг друга, как два забулдыги после хорошей пьянки. Лошади разбежались во время грозы. Последний раб исчез еще раньше, до появления германцев. Может быть, он тоже мертв.
— Что ты скажешь, если тебя спросят, Тит? О мертвецах и о снятии с креста?
— Не думаю, что вообще стоит об этом что-нибудь рассказывать. — Центурион хмыкает, потом говорит: — О мертвецах уж точно.
Вспышка молнии — где-то далеко отсюда. Но при ее свете я вижу на холме… Да нет, ерунда.
— Что это?
— Где? — Центурион оборачивается, чуть не падает. — Что там, легат?
Я уже сам не уверен. Я вглядываюсь в темноту, напрягаю глаза — до пляшущих отсветов. Вспышка рассекает небо. Проклятье! Отдаленный грохот. Разряд молнии. В этот краткий миг на холме, у деревьев, я увидел прозрачного человека, пронизанного насквозь змеящимися синими разрядами… Он смотрел на меня. Кто это? Бог? Бог из машины?
Я моргаю. Человек исчезает. Наваждение?
Лучше бы так. Я просто устал. Мне просто нужно поспать. И больше не убивать и не оживлять никого хотя бы пару дней. Боги, пожалуйста. Мне нужен отдых.
Прозрачный человек. Сквозь него было видно ствол дерева и качающиеся на ветру ветки. Наверное, так выглядят боги на самом деле. Осталось в них поверить, да, Гай?
— Что это? — говорю я. — Тит, ты видел?
— Где? — Центурион оглядывается. Лицо у него измученное, под глазами темные круги.
Пожалуй, сейчас я как раз могу поверить в богов — слишком многое произошло сегодня. Я поднимаю взгляд — вспышка молнии снова освещает холм. Он совершенно пуст. Показалось? Или это шутки местного Юпитера — как его там зовут? Тиваз?