Ей в голову пришла странная мысль: может, тогда в больнице, когда у нее началось кровотечение после случившегося на Рэнвиль-Пойнт, она не была беременна? Что, если деревенские врачи ошиблись? Этого она никогда не узнает. Но она способна родить ребенка. От порядочного мужчины. В последнем письме Дэвид умолял простить его и заверял ее в бесконечной любви. Наверное, она тоже всегда будет любить его. Но Лукас Карлстен может сделать ее счастливой. Его письмо давало надежду на то, что она совершила не такой уж плохой поступок, по крайней мере, помогла нескольким людям обрести счастье. Может, и Фредерик когда-нибудь простит ее. Если не в этой жизни, то хотя бы в следующей.
Она должна рассказать об этом Анне. Мари не поехала к подруге на Рождество, но может съездить теперь. Вместе они решат, как жить дальше. Стоит ли отдавать торговую марку агентства «Гребень Клеопатры» Ю и Стелле. Только сначала надо узнать, зачем это им понадобилось.
Солнечная дорожка на воде тянулась к самому горизонту. Мари слышался голос Фредерика. Он повторял то, что когда-то сказал ей в Риме, когда они разговаривали о гладиаторах: «Наслаждайся добротой, пока она есть, потому что слишком велик риск, что жестокость ее убьет. Доброта слаба, жестокость же вечна, как Колизей». Как же она наивна. Чтобы забыть Дэвида, ей понадобятся годы. Если это вообще удастся. Неважно, приедет Лукас в гости или нет.
Она вспомнила, как быстро Дэвид убрался из Коннемары. Всего через пару недель после их встречи газеты сообщили: Дэвид Коннолли переезжает в Бостон, чтобы познакомиться с американским искусством. Еще через какое-то время Мари получила письмо с новым адресом и мольбой не забывать его. С тех пор он писал регулярно. О своем успехе и об одиночестве, о разрыве с невестой, о меланхолии, о радости творчества и о том, как скучает по Мари. В каждом письме он повторял, что готов сделать что угодно, только бы она его простила. Умолял Мари написать ему и позволить с ней увидеться. «Большего я не прошу, — писал Дэвид, — я всегда буду любить тебя». Он присылал ей фотографии своих новых произведений. В них она все чаще видела почерк того, прежнего Дэвида, для которого искусство было дороже денег.
После десятка таких писем она сдалась и в кратком лаконичном письме рассказала о своей жизни в Клифдене и о ресторане. Он попросил разрешения приехать в гости. Мари смеялась над его мольбами, но они казались искренними. Хотя откуда ей знать наверняка?
С Дэвидом ничего нельзя знать наверняка.