После этого я принялась исследовать рамы. Вид они имели дряхлый, казалось, стоит ткнуть в них кулаком – и дерево рассыплется в прах. Вот только открыть проклятые рамы никак не удавалось: шпингалеты намертво срослись с белой масляной краской. Будь у меня под руками молоток, я бы расправилась с ними в десять секунд. Но молотка, как и других инструментов, в месте моего заточения не было.
Тогда я сняла с ноги туфлю и, стараясь производить как можно меньше шума, принялась тихонько постукивать каблуком по нижней задвижке. Очень неохотно и медленно, но она поехала из своего гнезда. Затем наступил черед верхнего шпингалета. Первая рама открылась, на вторую у меня ушло вдвое меньше времени, потому что верхний шпингалет в ней отсутствовал.
Теперь осталось открыть ставни, которые были закрыты снаружи. Это оказалось минутным делом: длинным осколком бутылочного стекла я поддела ржавый крючок, и он с легкостью выскочил из петли.
Я выключила свет в комнате, толкнула ставню и влезла на подоконник. Сердце бешено колотилось. По моим прикидкам, до возвращения похитителей оставалось не более десяти-пятнадцати минут. Слишком уж долго пришлось возиться со шпингалетами.
Мягко спрыгнув на землю, я осмотрелась. Фасад был темным, зато с торца хибары на темные кусты падала широкая полоса света. Невидимой тенью, плотно прижимаясь к стене, отводя от лица промокшие ветки, я прокралась к окну и замерла под ним. Форточка была открыта, и через нее на улицу выплескивались странное многоголосье: слабое бормотанье, мощный тигриный рык, громкое бульканье. Сначала я никак не могла понять, что это, а потом сообразила: бормочет телевизор, включенный на минимальную громкость, а грозный рык, сменяющийся бульканьем, – это храп. В комнате кто-то крепко спит под звуки телевизора, и я даже догадываюсь кто. Это Гаврюша, которого свалила лошадиная доза алкоголя, и даже телевизор и яркий свет его сну не помеха. Поэтому-то он не слышал ни звона разбитой бутылки, ни стука моего каблука по оконному шпингалету. Ну что ж, спи себе дальше, приятель, и пусть тебе снятся приятные сны. А мне нужно удирать.
Усмехнувшись про себя, я потрусила к проему в дощатой ограде, выскочила наружу и окунулась в темноту, царившую вокруг. Луна, светившая два часа назад, скрылась за плотной завесой облаков.
Автомобиля на прежнем месте не было, но, если Гаврюша не соврал, очень скоро он снова будет тут. Нельзя терять ни минуты.
Мне хотелось побежать, чтобы поскорее покинуть это опасное место, однако бежать было нельзя: мокрая скользкая земля, колдобины и ямы, полные воды, могли стать серьезным препятствием к свободе. Прижимаясь к краю обочины и чутко прислушиваясь к звукам ночи, я шагала по дороге и зорко смотрела вперед, чтобы не прозевать свет фар приближающегося автомобиля. Одновременно нужно было смотреть себе под ноги, дабы не налететь на невидимое во тьме препятствие и не растянуться в грязи.