Там было удобно, спокойно, несмотря на довольно близко проходящее шоссе, а уют я постаралась создать сразу. Стены нашего гнездышка нежного персикового цвета, на котором яркими пятнышками смотрелись голубые ставни окошек. А каков сад!.. Он тянется за домом на юг насколько хватает глаз. Нет, конечно, хватает ненамного, но сад хорош, особенно весной, когда яблони в нем стоят в цвету. Белый яблоневый цвет превращает его в мечту. Очень жаль, что в этом году я не увижу цветущих яблонь…
Я посадила множество цветов, тоже белых, мне кажется, это самые лучшие цвета для растений – зеленый и белый.
Заняли свое место диваны, ковры, статуэтки и вазы, стало по-настоящему уютно. Перед домом построили детскую площадку для Шона и его друзей. Все располагало к отдыху, но Мела тянуло прочь! Мой муж просто не умел жить в семейном гнездышке, а еще он не умел отдыхать, у Феррера внутри бурлила энергия, требовавшая выхода. Он был везде и нигде, всюду у Мела находились знакомые, его записная книжка была чуть тоньше телефонного справочника Нью-Йорка, сам телефон просто раскалялся от звонков, а уши Мела становились красными от трубки.
И все по делу, а не простая болтовня. У Феррера в запасе всегда десяток идей, которые нужно спешно реализовать, еще десяток в стадии обдумывания и пара десятков витает вокруг его головы в воздухе. Разве тут до катальных горок для Шона или моих цветов?
Как только у меня появилась возможность не ездить за Мелом, я не стала этого делать, спокойствие Шона было дороже бурлящих идей его отца. Вот в такой период и приходила ко мне пожаловаться на свою бездетную долю София Лорен. Красавица София страстно желала иметь своего маленького Пуха, как я называла Шона. И не одного, несмотря на то что Ватикан не признавал развода ее Понти и соответственно нового брака. Но София знала одно: она любит Карло, Понти любит ее и они страстно хотят детей. Карло страшно переживал из-за выкидышей Софии, считая, что это проклятье Ватикана. Красавица София просто по-женски страдала.
У Мела была другая идея – его вдруг страстно потянуло в Испанию. На каком-то из приемов он увидел танцующую фламенко очаровательную Марисоль и решил, что настало его время взращивать звезд. Шестнадцатилетняя испанка была хороша, но я сомневалась, что у Мела хватит собственного темперамента, чтобы поставить фильм с ней столь же яркий, как сама девушка. И все же мы сочинили сценарий о девочке-тряпичнице. Новый вариант бессмертной Золушки, которым Феррер собирался покорить весь мир. Обо мне речь не шла, Мел больше не собирался снимать меня или играть вместе в фильме. Я не была против, потому что ни одна из попыток, кроме самой первой – «Ундины», приведшей меня на грань нервного срыва, не была удачной.