Признания в любви. «Образ чистой красоты» (Шанель, Хепберн) - страница 133

Наступило время, когда я не видела себя в кино, а режиссеры не видели меня. Но просто сидеть дома тоже оказалось невыносимо скучно. На время каникул Шона мы уезжали в Рим, где у меня было много приятельниц. Они вовсю старались познакомить меня с интересными мужчинами. Но мне не был нужен просто интересный мужчина! У меня был Шон, все мерилось прежде всего отношением к нему. Кроме того, у меня была слава, с которой приходилось считаться. Стоило понять, что я привлекаю человека только своим именем, как он становился неинтересен. Человеку должна быть интересна я сама, а мое имя пусть останется просто именем.


И все же я умудрилась влюбиться именно в такого. Возможно, сказалось то, что Андреа Дотти психиатр, для него любая душа, особенно женская, вовсе не потемки, а открытая книга. Красивый, молодой, на девять лет моложе меня самой, умный, он любил светскую жизнь, был жизнерадостен и энергичен. Они с Шоном вполне понравились друг другу и подружились.

Оказалось, что сам Андреа влюблен в меня еще со времени «Римских каникул», увидев меня на экране, забыть не мог. Мне бы насторожиться, ведь экранный образ, как бы ни был хорош, это не жизнь, к тому же после «Каникул» прошло столько времени, столько всего испытано и пережито… Но Андреа заполнил то, чего мне так не хватало, он просто закружил меня сначала в Риме, а потом и в Толошеназе, окружил вниманием, подружился с сыном, говорил о том, что мечтает иметь своих детей…

Сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что Андреа Дотти в тот момент оказался для меня тем, чем был Феррер сразу после съемок «Римских каникул», – он просто взял на себя организацию моей жизни, ответственность за меня, за принятие решений. И я послушно поддалась. Я повторяла поведение с Мелом, не осознавая этого. Но моему сыну было хорошо, мне комфортно, и я решилась. Родственники Андреа были рады нашей помолвке, несмотря на то что я всего на четырнадцать лет моложе его мамы. Моя мама недовольна, она предостерегала от поспешного замужества.


Юбер Живанши тоже был против такого поспешного решения, но он знал меня слишком хорошо, чтобы отговаривать, тихого упрямства мне не занимать. И все же заявление друга привело меня в шок:

– Я не буду делать тебе свадебное платье.

Я не собиралась наряжаться в шикарное платье вроде бального, но от слов Живанши слезы едва не брызнули из глаз. А тот спокойно продолжил:

– Нелепо будет выходить замуж во второй раз в фате и со шлейфом. Мы сделаем тебе наряд, о котором будут долго говорить.

В результате заботы гениального Юбера я вышла из мэрии под ручку с Андреа в коротком платье из розового джерси и… платочке, подвязанном под подбородком. Этот наряд привел всех в такой восторг, что какое-то время шляпники просто остались без работы, невесты всей Европы вместо фаты бросились покупать платочки. Вот что значит Живанши!