Признания в любви. «Образ чистой красоты» (Шанель, Хепберн) - страница 233

Талантливых людей, совершенно не умеющих зарабатывать, вокруг меня было много, а вот благодарности за помощь я от них видела мало. Почему? Они словно стеснялись меня благодарить, принимая все как должное. Это из-за моей независимости, но если выбирать, то лучше потерять благодарность, черт с ней, чем эту самую независимость. Возможность выписывать чек дорогого стоит.

В этом я убедилась, когда Серты познакомили меня с Дягилевым.


Мися без Дягилева ничто, но и Дяг без нее тоже. Я вмешалась в эту дружбу не сразу, но, едва увидев белую прядь волос над умнейшими глазами, вечно полными тоски и восторга одновременно, поняла, что не заметить этого человека невозможно. Не потому, что он был внушителен и красив, а потому, что вокруг него была какая-то особая атмосфера.

Дягилев в своем роде сумасшедший, но это благородное сумасшествие. Некоторые думают, что главным делом его жизни были «Русские сезоны». Нет, главным делом его жизни было создать у нас господство русского духа, заставить полюбить все русское. И ничто не могло остановить его в этом стремлении, даже постоянное отсутствие денег.

Кажется, у всех, кто знал Дяга, его имя ассоциировалось с двумя словами: гениальность и безденежье. Гении, как и безденежье, бывают разными.

Можно быть гениальным, как Реверди, сидящий в монастыре и творящий сам для себя, как множество художников, чьи полотна заполняют выставочные залы, чьи книги стоят на полках, а можно быть гениальным, как Мися и Дягилев – умением эти самые таланты распознавать и вытаскивать на свет. А еще убеждать остальных, что очередная находка действительно чего-то стоит. И неизвестно, что важнее – умение создать один шедевр или раскопать и поддержать десятки гениев, которые сотни шедевров создадут. Мися и Дягилев умели, а потому не дружить не могли.

И безденежье тоже бывает разным. Бывает нищета, какой много в Оверне и вокруг него, бывают «временные трудности», как у Сертов, которые длятся всю жизнь, а бывает безденежье Дягилева. В этом они с Мисей не совпадали. Хосе Серт вечно нуждался, но при этом купался в роскоши, к чему приучил и меня (к роскоши, а не безденежью). Они с Мисей умели красиво тратить свои и чужие деньги. Дягилев тоже умел, еще как умел, но Серты тратили на себя (меценатствовать Мися норовила за чужой счет), а вот Дяг – на своих подопечных.

Это и правда удивительный человек, если Мисю звали пожирательницей гениев, то Дяг был их откапывателем и опекуном. Он хотел, чтобы мы полюбили все русское, – мы полюбили, он страстно желал, чтобы мы оценили гениальность русской балетной школы, – мы оценили, Дяг заставил Париж, а за Парижем и весь мир понять, что в России не одни грязные мужики в лаптях, что там кладезь гениев, которых нужно только заметить и вывезти в Европу.