В один из дней почти столкнулась с каким-то неприятным типом, одетым в форму, но уже французскую, вернее, полицейскую – неряшливая мятая рубашка, плохо сидящие мешковатые брюки и грязная обувь непонятной расцветки. Его взгляд, долгий и неприязненный, мне совершенно не понравился. Это могло означать что угодно, ведь те, кто вчера работал на немцев, сегодня оказывался среди ярых разоблачителей коллаборационистов, а этого человека я уже где-то видела, значит, завтра он может обвинить меня. Поводов больше чем достаточно, его не остановит мой возраст и мое достоинство.
В отеле что-то заставило попросить портье:
– Мсье Мишель, если вдруг со мной что-то случится, за мной придут, пожалуйста, тут же позвоните по этому телефону. Только прошу вас, никто не должен знать об этом.
– Что вы, мадемуазель, за что вас арестовывать?
Конечно, я не стала объяснять за что.
Увидев на следующее утро (какая наглость будить меня в восемь часов!) вооруженных верзил у себя в номере, я даже не удивилась. С трудом сдержавшись, чтобы не наорать на мужланов, не умеющих вести себя в присутствии дамы, подчинилась. Просто глянула на их лица и поняла, что любые слова бесполезны, напротив, будут восприняты как оскорбление тех, кто при власти. А унижать в ответ они умели…
Проходя мимо портье, с тревогой глянула на него. Мишель кивнул:
– Не беспокойтесь, мадемуазель, я пригляжу за вашими вещами, все будет, как вы просили.
– Благодарю вас.
Наверное, не стоило дожидаться проблем и следовало бежать давным-давно. Как когда-то я ненавидела зачинщиков забастовки, приведшей меня к невиданному унижению со стороны собственных работниц, так теперь ненавидела вот этих молодчиков в рубашках с закатанными рукавами, дурно воспитанных, хамивших швейцару, топавших какими-то немыслимыми грязными туфлями из парусины по коврам «Ритца» и считавших себя хозяевами Парижа. Я их не боялась, ненависть подавляет страх, теперь я это точно знаю.
«Комитеты по чистке»… Надо же такое придумать! Они, видите ли, вычищали Париж от скверны коллаборационизма. У меня ассоциация была только с мусорщиками или еще хуже – с ассенизацией, казалось, что от них и пахнет так же.
В Комитете, куда меня привезли, конечно, сидел тот самый тип, что пристально смотрел на меня вчера.
– Мадам Шанель?
– Мадемуазель.
Я даже не стала говорить ему «пожалуйста». Если мне хамят, рассчитывать на ответную вежливость не стоит.
– Вы обвиняетесь в сотрудничестве с оккупантами.
– Может, для начала вы предложите мне присесть?
– О, да, конечно! Можете присесть пока здесь, а потом еще надолго!