Ратлидж отвернулся. Он прекрасно знал, какие сделки можно заключать с судьбой. Чтобы человек прожил на один день дольше, на один бой дольше…
«Иногда такой зарок не дает человеку погибнуть», — напомнил ему Хэмиш.
— Через два года я вернулся в Лондон. Раньше, чем ожидал. Меня сгрузили на носилках, как колбасу. Почти все время я был без сознания. В лихорадке. Никто не понимал, что со мной и чем меня лечить. Врачи тоже ничего не знали. Потом меня выписали и отправили домой — подыхать. Но мне повезло, у меня все перегорело. В первый же день, как мне позволили встать на ноги, я мог думать только об одном: как бы поскорее вернуться на ту станцию и найти ее. Ну и дурак же я был!
— Наверное, она разговаривала с сотней солдат в каждом эшелоне. Вряд ли она запомнила кого-то в отдельности.
— Нет, вы все не так поняли! В одном театре давали бесплатное представление, и я не хотел идти, но приятель все-таки вытащил меня… и я вдруг увидел ее в ложе напротив! Совершенно не помню, хоть режьте, что было в программе. Пела какая-то женщина; итальянские арии, кажется. Мне казалось, она никогда не замолчит! В антракте я подошел к ее ложе и заговорил с Маргарет. Мне стоило больших трудов отделить ее от ее спутников, но я не собирался терять ее второй раз! — В голосе Шоу зазвенели радостные нотки; он даже расправил плечи, как будто воспоминание до сих пор придавало ему сил.
Ратлидж ждал. Иногда молчать лучше, чем задавать вопросы.
— В самый первый раз, когда я ее встретил, рассказывал ей о Канаде — как там живется. Не знаю почему… мне хотелось чем-то ее зацепить, и я боялся, что, если я замолчу, она отвернется от меня. Я рассказывал ей, как мы сажали яблоневые сады на южных склонах гор, а затем прокладывали ирригационные каналы, делали деревянные желобы. Как мы добились успеха. Говорил о горных вершинах, на которых даже в мае лежит снег. Я болтал первое, что приходило мне в голову, лишь бы она по-прежнему смотрела на меня! И представьте, в театре она узнала меня и воскликнула: «Здравствуйте! Вы — тот человек, который живет с медведями гризли и лосями!»
Шоу замолчал и мрачно уставился в пустую кружку.
— Потерял им счет, — признался он. — И с кольцами запутался. Больше не могу на них положиться. — Подняв голову, он сказал: — А вы почему ничего не пьете?
— Я на работе, — напомнил ему Ратлидж. — Что случилось после театра?
— Я сопровождал ее всюду, где она позволяла. Один день верховая прогулка, другой день теннис, третий — званый ужин. Любой предлог, лишь бы быть с ней. Я совсем потерял от нее голову. Но так и не понял, как она ко мне относится. То ли я для нее просто доступный кавалер, когда ей нужен был спутник с двумя ногами и двумя руками, который к тому же умеет танцевать. Врачи очень злились на меня. Говорили, что я слишком спешу жить, что такая бурная жизнь мешает моему выздоровлению. Мне было все равно. Чем дольше я оставался в Англии, тем счастливее я был!