— Он немногим лучше пирата…
— Не могли бы вы послать за ним? Пожалуйста?
Может, Лаитлин и была твердой, как кремень, но, наверное, она услышала отчаяние в голосе Скары.
— Я пришлю его. Колючка, принцесса пережила суровые испытания. Не оставляй ее одну. Друин, пошли.
Маленький принц серьезно посмотрел на Скару.
— Пока. – Он бросил деревянный меч и побежал вслед за матерью.
Скара уставилась на Колючку Бату. Ей пришлось смотреть снизу вверх, поскольку Избранный Щит возвышалась над ней. Очевидно, сама она гребнями не пользовалась. Волосы с одной стороны ее головы были подрезаны до темной щетины, а с другой завязаны в узлы и косички, и спутанные клубки были заколоты немаленьким состоянием в серебряных и золотых кольцах-деньгах.
Говорили, что эта женщина одна сражалась с семерыми мужчинами и победила, и эльфийский браслет, яростно сиявший желтым на ее запястье, был ей за это наградой. Женщина, носившая клинки вместо шелков и шрамы вместо украшений. Которая пристойность попирала сапогами и никогда не извинялась. Женщина, которая скорее разобьет дверь лбом, чем постучит.
— Я узница? – Скара собиралась сказать это с вызовом, но получился лишь мышиный писк.
Выражение лица Колючки было сложно понять.
— Вы принцесса, принцесса.
— По моему опыту разница небольшая.
— Похоже, вы никогда не были узницей.
Презрение, и кто бы стал ее за это осуждать? Горло Скары так перехватило, что она едва могла говорить.
— Ты, должно быть, думаешь, какая я мягкая, слабая, изнеженная дура.
Колючка коротко вздохнула.
— На самом деле я думала… о том, что чувствовала, когда увидела своего отца мертвым. – Ее лицо, быть может, не выдавало никакой мягкости, но голос выдавал. – И думала, что бы я почувствовала, если бы увидела, как его убивают. Если бы видела, как его убивают прямо у меня на глазах, а я не могу ничего поделать, только смотреть.
Скара открыла рот, но слов не нашлось. Это было не презрение, а жалость, которая душила ее куда сильнее.
— Я знаю, каково это, – напускать на себя храбрый вид, – сказала Колючка. – Отлично знаю. – И Скара почувствовала, что ее голова вот-вот лопнет.
— Я думала… что если б была в вашем положении… Я бы все глаза выплакала.
Скара громко, глупо всхлипнула. Ее глаза зажмурились, полились слезы, ребра содрогались. Она хрипела и булькала. Стояла, свесив руки, и плакала так сильно, что все ее лицо болело. Какая-то маленькая частичка её была озабочена тем, что это совсем не похоже на пристойное поведение, но она не могла остановиться.
Она услышала быстрые шаги, ее схватили, как дитя, и крепко, уверенно обняли – так же, как обнимал ее дедушка, когда они смотрели, как отец горит в погребальном костре. Она вцепилась в Колючку и зарыдала, завыла ей в рубашку, выкрикивая обрывки слов, которые сама не понимала.