Я не стал устраивать «сцену у фонтана», а просто объявил, что срочно уезжаю в длительную командировку. На просьбу писать я малодушно пообещал, «если это будет возможно».
В общежитии я блаженствовал всего несколько дней. Однажды вечером открылась дверь нашей полностью засекреченной берлоги, и Алла рыдая упала мне на грудь…
Я безвольный человек и не могу выносить женских слез… Спасла меня настоящая долгая командировка в Забайкалье, в которую я отправлялся с небывалой радостью.
Уже через неделю в Забайкалье я, не сообщив еще свой адрес даже родной матери, начал еженедельно получать письма от Аллы, якобы тоскующей в разлуке. В Забайкалье я мог быть также на объекте возле Улан-Уде. Так и оттуда мне передали пачку ее писем. Конечно, я не отвечал, но тональность писем месяца два нисколько не менялась. Затем пришло требование выслать деньги на аборт, затем пошли прямые угрозы обратиться к командованию и в политорганы, где на офицера и комсомольца всегда найдут управу. Теперь моя совесть вполне стала спокойной: поступил я правильно, а вот шантажу военные моряки не поддаются. Просторы СССР надежно защищали меня от прямого вторжения агрессора…
… Встретились мы в метро случайно спустя почти год. Алла была накрашена и спешила на свидание.
– Ну, что, ты пожалел для меня денег? – насмешливо спросила она.
– Ты же знаешь, что нет. Просто я вычислил, что тебе не деньги нужны, а перевод от меня.
– Конечно! Деньги – очень приятное дополнение, но главное – бумага!
– Ты бы из этой «бумаги» сразу изготовила булавку. И вместе с политруками этой булавкой прикололи бы меня к брачному свидетельству!
– Ох, и догадливые пошли мужики, – рассмеялась Алла. – Ну, ускользнул – живи дальше! Сейчас мне некогда: другой карась на крючке!
На том и расстались – навсегда…
Недавно умерла жена моего старого приятеля, мягкого и доброго человека. Женат он был именно описанным способом очень давно. Выросли дети, прошла и молодость, и – жизнь. Поплакав после похорон немного, он неожиданно признался соседке:
– Ох, и доставала она меня всю жизнь!
Ясно, что он к старости стал очень умный, и следующая жизнь у него будет совсем другой… Кстати: «доставала» она его за неумеренные возлияния. Теперь, приняв на грудь, он плачет, вспоминая жену. Ему чего-то не хватает…
Я – не циник, но «такова се ля ви».