Он закрыл дверь как можно тише и свернул в ванную.
Шарил во тьме, пока палец не нащупал выключатель.
Зажег свет.
На вешалке рядом с душем висело полотенце для рук. Итан схватил его, обернул вокруг кисти и встал перед зеркалом.
Замахнулся.
У тебя тридцать секунд, а то и меньше.
Но собственное отражение выбило его из колеи.
О, боже! Он знал, что дело скверно, но чтобы настолько… Поуп превратил его в отбивную – верхняя губа раздулась вдвое, распухший до гигантских размеров нос побагровел, как гнилая клубничина, рассеченную щеку скрепили штук двадцать стежков, а уж глаза…
Просто чудо, что он вообще способен видеть. Черно-лиловые кровоподтеки окружили глаза складками вздувшейся кожи, будто его терзает почти летальная аллергическая реакция.
Некогда на этом зацикливаться.
Итан ударил по нижнему правому углу зеркала и тут же прижал замотанный в полотенце кулак к разбитому стеклу, чтобы то не вывалилось сразу же.
Он нанес безупречный удар – минимальные повреждения, большие трещины. Быстро вытаскивал куски свободной рукой, выкладывая их на раковине, и выбрал самый крупный.
Затем размотал правую руку, погасил свет и ощупью нашел дорогу обратно в спальню.
Ничего не видно, кроме бритвенно-тонкой полоски света под дверью.
Прокравшись вперед, он прижался к ней ухом.
Звук был слабый, но достаточно отчетливый: далекий шум открывающихся и закрывающихся дверей.
Проверяют комнату за комнатой, и хлопки звучат достаточно далеко – наверное, они все еще в главном коридоре.
Итан уповал, что не заблуждается на сей счет.
Интересно, открыты ли до сих пор двери лифта. Если преследователи увидят кабину здесь, то наверняка заключат, что он бежал в цокольный этаж. Им с Беверли следовало отправить лифт обратно на четвертый этаж, но теперь уж этот недосмотр не поправишь.
Опустив руку, он нашарил дверную ручку и ухватился за нее.
Медленно поворачивая ручку, постарался успокоить дыхание, загнать свою ЧСС[14] обратно в диапазон, где не приходится балансировать на грани беспамятства.
Когда щеколда вышла из запорной планки, Итан предельно бережно потянул.
Дверь приоткрылась на два дюйма; петли милосердно не издали ни звука.
Длинный треугольник света упал на шахматный линолеум под его босыми ногами.
Хлопки дверей стали громче.
Держа в руке осколок зеркала, он просунул его между дверью и притолокой, понемногу выдвигая все дальше, миллиметр за миллиметром, пока оно не показало отражение коридора позади него.
Пусто.
Захлопнулась очередная дверь.
Между хлопками слышались лишь шаги ног в туфлях на резиновой подошве, и больше ничего. Одна из люминесцентных ламп поблизости была неисправна и время от времени начинала мигать, попеременно погружая коридор во тьму и озаряя вспышками света.