Окруженная четырьмя девушками в черных тогах, Мата Хари была одета в костюм из коллекции месье Гиме, который вполне мог считаться по-настоящему восточным. На ней была коротенькая белая безрукавка с индийским орнаментом на груди. Руки унизаны браслетами. На голове сверкала диадема. Блестящие ленты охватывали ее талию и придерживали короткий саронг, который скрывал ее тело ниже пупка и спускался чуть ниже середины бедер. Все остальное было открытым.
Костюм возбуждал. То, что скрывалось под костюмом, вызывало желание…
Это желание так и сквозит в стихотворении, которое посвятил преображенной Маргарет один из многочисленных поклонников:
О Шива, неужель останешься ты хладен,
Когда она склонится пред тобой?
Когда ее роскошнейшее тело
К твоим ногам покорно вдруг прильнет?
Великий бог, да неужель не воспылает
Желанье насладиться красотой,
Которую столь щедро и бездумно
Она дарует всем: тебе и мне?
Ну да, вот в чем таился секрет успехов Маты Хари. Она таила под флером искусства головокружительное очарование. Это было смело. Это было опасно. Это было волнующе. Она выглядела как невиданный цветок, который всякий желал обонять.
Или сорвать!
Один корреспондент писал: «Это было как заклинание. И казалось, что стены музея падут, что снаружи за ними не авеню Иены, а какой-то далекий, неизведанный горизонт. Вековые леса дрожали под огненными поцелуями вечного лета. Пластичные, не уступающие высотой пирамидам пагоды на краю этой длинной, обсаженной розовыми кустами аллеи дрожали в голубой дымке пахучих благовоний. И тут появляется прекрасная женщина, производящая такое сильное впечатление своим искусным молчанием и четкой игрой жестов. Она символизирует невинную природу со всеми ее соблазнами, слабостями и радостями…»
Вот так все началось.
Мата Хари в 1905 году танцевала около тридцати раз в фешенебельных парижских салонах. Кроме того, она шесть раз выступала в театре «Трокадеро». Повсюду во время выступления ее окружали восточные ковры, пальмы, расточительное богатство цветов и таинственный запах восточных благовоний.
Парижане начали сравнивать ее танцевальное искусство с номерами других дам, позволивших себе столь же рискованные раскованные танцы. Например, поминали Айседору Дункан. Но сравнение оказалось не в пользу Айседоры: «Мисс Дункан была весталкой, – писали газеты, – а леди МакЛеод – это Венера».
Вокруг нее так и роились легенды, в которых она и сама порой запутывалась. Но газеты и читатели с восторгом проглатывали все подряд. Особенно истории подобного рода: «Благодаря хитрости и уму – ведь это могло стоить ей жизни, если бы ее застали за этим, – ей удалось получить доступ к тайным храмам Индии, где вне досягаемости взглядов обычных смертных баядерки танцуют перед алтарем Вишну. У нее было природное, врожденное чувство поз и движений, потому даже самые фанатичные жрецы, охранявшие золотой алтарь, смотрели на нее как на священную танцовщицу».