Все дело в истории болезни.
Остался лишь одни человек, с которым можно поговорить. Стефан.
Хорошая мысль?
Стефан ничего не знает о Карле, и я сделала это намеренно, желая избежать ненужных трений и конфликтов. Несмотря на то что я умею отменно лгать, Стефан один из тех людей, которые способны всегда это понять.
* * *
Он живет на улице Стрэнд в одном из тех красивых домов восемнадцатого века, выходящих окнами на реку. Неподалеку три паба и кафе, и в солнечный день здесь много посетителей, заполняющих столики на улице, но сегодня холодно и ветрено, поэтому в помещении не прячутся лишь заядлые курильщики.
Стефан, сияя, распахивает дверь. Огромных размеров фигура заполняет почти весь дверной проем.
– Входи, входи. Позволь мне помочь снять пальто. Я как раз приготовил свежий кофе.
Кухня расположена в глубине дома, из ее окна открывается вид на лужайку и одинокое яблоневое дерево. Из динамиков вырываются мрачные, душераздирающие слова из «Стояла мать скорбящая» Перголези.
– Боже, – говорит он, – давай выключим. Поставим что-то повеселее.
– Нет, – протестую я, – оставь.
– Хорошо, – соглашается Стефан с улыбкой и принимается хлопотать, наливая кофе, интересуясь, не требуется ли мне молоко или сливки, предпочитаю ли я остаться в кухне или перейти в гостиную, люблю ли бисквиты и какой бы предпочла к кофе. Он достает кофейный сервиз, ставит его на место и начинает доставать другой. Стефан чувствует, что-то произошло. Когда последний раз я звонила ему рано утром и просила о немедленной встрече? Чуть рассвело – и я уже у его дверей, не сомкнув всю ночь глаз.
Наконец чашки стоят на подносе.
– Прошу.
Я прохожу в гостиную, сажусь и предоставляю хозяину право выполнить ритуал угощения гостьи, болтая тем временем о незначительных вещах.
Когда он родился, мне уже было пять: старшая сестра, разумная, осторожная, осознающая пропасть, разделявшую наших родителей, видевшая это расстояние, которое не смогло уменьшить даже появление Стефана – вылитого отца. Брат пришел в этот мир в период военных действий и стал, как и я, оружием обеих сторон. Впрочем, ему пришлось немного легче, у него была я, которая могла объяснить правила игры, прежде чем он вырос и понял все сам: когда кивать, когда лгать, а когда и тихо исчезнуть. Наше детство было периодом интриг, ухищрений, неудивительно, что последующая наша жизнь сложилась именно так.
Секреты и тайны других людей стали нашим бизнесом, но если я покупаю и продаю их, то мой брат, как и Ян Грейвс, психиатр. Различия лишь в том, что его клиенты не богатые и преуспевающие люди с суицидальными наклонностями и депрессиями, а уголовники – мужчины и женщины, слишком больные, чтобы сидеть в тюрьме, не говоря уже о Программе «расширения свободы личности». Брат проводит большую часть времени в специальных учреждениях за решеткой, убеждая искалеченные души открыться и рассказать о своих нездоровых фантазиях и наклонностях. Эти люди смотрят на этого крупного человека с уверенностью, что он не станет их судить, и почему-то доверяют ему и все рассказывают.