Олесь Бузина. Расстрелянная правда (Бобров) - страница 59

7 октября 2009 г.


Русская сила «Тараса Бульбы»


Охотно верю, что Ольга Сумская проплакала полфильма Владимира Бортко, как писали газеты. Я сам с трудом сдерживал слезы и шмыгал носом, как первоклассник. Мне не стыдно признаваться в этих чувствах. Так было. Зачем же это скрывать? Ни один фильм не производил на меня такого впечатления, как этот. Потому что это не просто хорошее кино. Это еще и кино о нас. О наших предках. О конфликтах, веками сжигающих Украину. О настоящих запорожцах, сражавшихся за Русь и православие, а не за ющенковский учебник истории, где они обструганы под натовское «миротворчество» и идею «евроинтеграции». И пусть хихикает рецензентка одной из киевских бульварных газет, заявляющая, что «фильм получился смешным» и сравнивающая «дословные гоголевские монологи Тараса Бульбы перед воинством» с речами Брежнева «перед партией» и… «дохлыми шутками Евгения Петросяна». Как говорится, барышне не понять. Не та у нее душа. А, может, и вообще души нет – вся в комические куплеты ушла. Я же эти «речи» слушал с восторгом. Так, словно не сидел в зале, а стоял по ту сторону экрана среди гоголевских казаков перед своим последним боем.

Знаменитый «идеологический» монолог Тараса о русском товариществе – вообще творческая находка Бортко. Все помнят, что гоголевская повесть начинается приездом сыновей в родной дом и веселой дракой Бульбы с Остапом. Режиссер перенес главные слова главного героя (простите за тавтологию) в самое начало фильма. Черно-белые кадры, хлещущий по лицам запорожцев дождь, Бульба в доспехах (не Богдан Ступка, играющий какого-то очередного гетмана по госзаказу Банковой, а именно Бульба – настолько перевоплотился в него актер!) и вечные слова, падающие на все вокруг. Так, словно старый полковник не о своем XVI веке говорит, а о сегодняшнем: «Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей… Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим… Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, есть и у того, братцы, крупица русского чувства».

Разве это не так? Разве не ампутируют в нас сегодня «державнi органи» всеми силами это чувство? Разве не травят его в наших детях вовкуны и вакарчуки? А оно все равно есть. Есть даже в них – гонителях Руси! Как есть в том же Ступке – бывшем министре культуры, директоре театра и государственном чиновнике. Но одновременно выдающемся актере, которому веришь, когда он говорит с экрана, взмахивая железной рукой: «Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, – так никому ж из них не доведется так умирать!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!»