Если исключить из рассмотрения диверсантов, закончивших спецшколы, и полицаев, численность которых в целом была невелика, то прослойка так называемых власовцев подразделяется на три категории. К первой, относительно самой большой, причислялись те, кто носил немецкую форму, однако не имел оружия и служил в тыловых частях, в обозах, кого привлекали на хозяйственные работы. Как правило, таких людей подневольно использовали в командах генерала Тодта, возглавлявшего инженерно-тыловое обеспечение фашистской армии. Они не принимали участия в боевых действиях, к тому же среди них было немало партизанских лазутчиков, выполнявших разведывательные задания. Этих людей неправомерно причисляли к власовцам, несправедливо ассоциируя их с изменниками Родины.
Вторая категория, крайне малочисленная, состояла из отпетых бандитов, бывших уголовников, которых немцы использовали в качестве провокаторов: переодевали в советскую форму и забрасывали в наш ближний армейский тыл. Они начинали там пальбу, инсценируя вражеские прорывы, устраивая панику и так далее. Разведка регулярно доносила, что такие группы провокаторов всегда находились у немцев под рукой, это были своего рода «камикадзе», в плен они не сдавались, прекрасно понимая, какая участь их ждет. Этих изгоев тоже нельзя причислять к власовцам, они к ним никакого отношения не имели.
И, наконец, третья категория – это непосредственно власовцы, то есть те, кто служил в «Русской освободительной армии» генерала Власова.
Но в обыденном сознании все три вышеуказанные категории объединились одним понятием – «власовцы». Между тем оно отнюдь не безобидно – не только в плане несправедливости по отношению к конкретным личностям, но и в смысле большой исторической неправды. Дело в том, что волна реабилитации Власова, поднятая в 70-х годах на Западе, преследовала далеко идущие цели и была, что называется, с двойным дном. Внешне речь вроде бы шла о том, что Власов и его воинство хотели освободить Россию от большевистского ярма, а потому генерал Власов – это в некотором роде антиСталин, намеренно скомпрометированный Кремлем как предатель, изменник. В этой плоскости шло «отбеливание» предательства вообще, «облагораживание» тех, кто в годы смертельной схватки с фашизмом воевал с оружием в руках против своего Отечества, к тому же предал присягу.
Но был во всей этой пропагандистской возне и второй, как бы подспудный пласт. Армию генерала Власова и власовцев вообще, вдобавок в явно расширительном, искривленном толковании, о котором сказано выше, все более активно начали ассоциировать с сугубо национальным русским явлением. Здесь западные пропагандисты делали своего рода обратное сальто-мортале, возвращаясь к теме об измене Родине, и отождествляли предательство власовцев, воевавших на стороне Германии, с национальным русским позором, превращая власовцев в синоним и в символ русского предательства вообще.