— А где ты живешь, Адам? — спросила я.
— Да-а… снимаю комнатенку в одной прокисшей развалине. Тебе там не понравится, это уж точно. Самый дерьмовый дом на всей Экзетер-стрит. Окна расколоты, вместо стекол ветошь всякая болтается. А живут там только торговцы, воры да потаскухи. Целый день стоит гвалт, ругань да дети орут на всю улицу как резаные… — отнекивался он. — Да и кровать у меня всего одна, так-то быстро добавил он. — Тебе бы пришлось со мной спать. Как тебе это, а, барыня моя? Это тебе, небось, не по вкусу пришлось бы?
Он широко ухмыльнулся, но на его лице было заметно сомнение — он, видимо, не знал, как я восприму его слова.
Я поняла, к чему он клонит, еще тогда, когда он только произнес слово «кровать», и уже знала, что ему отвечу.
— Ты красивый мужчина, Адам. И если уж мне нужно с кем-то спать, я бы предпочла, чтобы это был ты. Как ты думаешь, ты смог бы меня потерпеть? Я постараюсь отработать свой хлеб — буду помогать тебе всем, чем смогу. Обещаю, что не стану тебе обузой.
Видно было, что он не ожидал такой легкой победы. Я даже подумала, уж не решил ли он, что я сама только и мечтала о том, как забраться к нему в постель.
— Я ведь могу спать и на полу, если ты так захочешь, — сказала я.
— Ты за кого меня держишь? — сердито вскинулся Адам. — Я могу уходить бабу не хуже любого другого и люблю это дело! Что я, не мужик, что ли? И не вздумай при моих дружках ляпнуть чего-нибудь про спанье на полу — они же решат, что я слюнтяй какой-нибудь. Засмеют потом.
Я столько месяцев прожила в супружестве, как безгрешная монашка, что от веселой и откровенной похоти, которая прозвучала в его хрипловатом голосе, мое сердце забилось чаще, а на лице невольно появилась улыбка. А что мне придется жить в какой-то старой развалюхе среди отбросов общества, — так в этом для меня ничего страшного не было. В конце концов, мне не привыкать. В детстве я жила в условиях и похуже — в настоящей нищете — и осталась цела и невредима.
Мы простояли на Март-стрит еще часа два, пока не распродали почти все, что было на тележке, и Адам решил, что на сегодня мы поработали достаточно и пора бы уже перекусить. Затем сложили остатки товара в мешок и отвезли тележку обратно в прокат. За тележку Адаму приходилось платить по три пенса в день.
Для того чтобы поесть, не нужно было никуда идти, потому что повсюду вокруг стояли лотки с готовой пищей. Тут можно было выбрать все, что пожелаешь: и горячие пироги, и пышную сдобу, и копченых угрей, и улиток, и сливовые пудинги, и жареную рыбу, и раков, и печеную картошку — и все это было свежее, все с пылу с жару, так же, как и сандвичи с ветчиной, жареные цыплята, вареные яйца и горячий кофе. Несмотря на то что к концу дня улица была сплошь завалена грязью, все это выглядело довольно привлекательно и радовало глаз: приветливо горели огоньки уличных жаровен, покачивались от легкого ветерка керосиновые лампадки, уже зажженные над тележками. Мы с Адамом съели по два пирожка с бараниной и по сливовому пудингу на десерт.