– Виолончель?! – ужаснулся Муравьев. – По горам и болотам?! Что от нее останется!
– Вот и надо предусмотреть ее безопасность. Зато, представляешь, как будут о тебе говорить всюду, где Элиза даст концерты? Вот какой новый генерал-губернатор – не только сам приехал, но и артистку заграничную привез! Виват-виват-ура!!
Николай Николаевич польщенно засмеялся и погрозил пальцем: ох и хитра ты, лапушка!
– Закажем для инструмента особый футляр. Думаю, умельцы в Иркутске найдутся.
С той поры и повелись эти посиделки перед сном. Правда, не столь частые, как хотелось бы, но все-таки, оказывается, очень нужные обоим. Не пустяками, которых они не то чтобы избегали – не находилось таковых, подходящих для легкой болтовни, – а искренним душевным и духовным общением, коего в жизни супругам так часто не хватает. В постели, конечно, тоже общение, но там другие интересы, другой, если можно так выразиться, накал страстей, другое чувствование друг друга. Chaque chose en son temps [102] , как сказала Элиза, узнав о посиделках.
Вот и на этот раз они сели с бутылочкой бордо перед дальней дорогой: император разрешил наконец Муравьеву приехать в Петербург, и генерал надеялся, после обсуждения с государем всех насущных дел, получить соизволение на отпуск и поездку за границу, на лечение.
– Что тебя гнетет, дорогой? – спросила Екатерина Николаевна, проницательно отметив у мужа неразглаживавшуюся складку между бровями.
– Многое, Катюша, многое, – сказал Николай Николаевич, раздумчиво разглядывая сквозь вино в бокале свет свечей в шандале. – В двух словах не скажешь.
– А мы разве куда-то спешим? – удивилась Екатерина Николаевна и добавила лукаво: – Если в одно уютное местечко, то оно вполне может подождать.
Муравьев усмехнулся, оценив озорство жены. Ему нравилось, когда она шутила на такие темы. Эти шутки вдохновляли на последующие действия.
– О чем тебе беспокоиться? – уже серьезно продолжала она. – Донесение твое царю обстоятельное, аргументированное, ты же мне его диктовал, я знаю…
– У государя сейчас одна головная боль – Турция. Он вспомнил, что Россия традиционно покровительствует всем православным, томящимся под игом мусульман, что на иерусалимские храмы претендуют католики, и хочет основательно прижать османов. Мне писал Лев Алексеевич, что князя Меншикова собираются направить в Турцию чрезвычайным послом. Не знаю, какой из Александра Сергеевича дипломат, но упрямства у него хватит, чтобы держать избранную линию. И тут либо Турция сдастся, либо будет новая война. Ну да ладно, это все – высокая политика, нас она касается боком. Для меня много важнее, что позиции мои в Амурском комитете сейчас зыбки, как никогда. Перовского сменил Дмитрий Гаврилович Бибиков – известный защитник крестьян перед дворянами, борец против мздоимства, – но вот как он поведет себя в амурских вопросах, чью сторону примет – аз не ведаю. Ему ведь это дело в тонкостях не известно. Радует, что Чернышова убрали из военных министров, на его место пришел генерал Долгоруков Василий Андреевич, он уже мне весьма любезное письмо прислал, однако светлейший князь остался председателем Государственного совета и может еще доставить неприятности. Да и Долгоруков, как Бибиков, не в курсе дела. Так что, дорогая моя, можно твердо надеяться только на цесаревича и генерал-адмирала, который сменил Меншикова в морском министерстве.