— Что значит, спала? — не понял Гуго: — Среди белого дня?
Жан ле Мен не мог ничего добавить.
— Если позволите, господин, — сказал юноша и Гуго кивнул головой, — мне кажется, она была без сознания.
Гуго присел на причальный камень, понимая, что встреча с ассасином и для Марии не прошла бесследно.
— Возможно, ты знаешь, куда отправился корабль? — задумчиво спросил Гуго де Монтегю и посмотрел на юношу.
— Это будет вам стоить ещё одно сольдо, — промолвил юноша, и сержант тот час протянул ему ладонь с двумя монетами. Не ожидавший такого скорого ответа, юноша стушевался и скороговоркой произнёс:
— Я не возьму от вас денег, если возьмёте меня с собой.
Гуго де Монтегю внимательно посмотрел на юношу, а потом произнёс: — Я не могу тебя взять с собой, так как мне нечем тебя кормить.
— Я могу подрабатывать юнгой на корабле, — промолвил юноша
— Давай возьмём мальца, уж больно он боек, — произнёс Жан ле Мен, и это решило сомнения сержанта.
— Эй, ты! — крикнул Гуго де Монтегю и юноша повернулся.
— Меня звать Адонис, — сообщил он, подходя к сержанту, — а ваш друг уплыл в Понт.
— Куда их, к чертям, понесло, прости Господи, — рассердился Гуго де Монтегю, понимая, что среди сарацинов защитить Марию не так-то просто.
— Если мы поспешим, то успеем на корабль «Надежда», который отправляется туда же, — сообщил Адонис и первым побежал по пирсу в направлении отдельно стоящего корабля.
***
После разговора с неизвестным арабом, который интересовался друзьями убитого, монах вернулся в церковь и, склонив голову, трижды прочитал молитву за упокой души раба божьего Дюдона, а потом посчитал, что исполнил свою миссию, отчего полез в карман чёрной засаленной рясы и вытащил кусок хлеба с ветчиной. В воздухе, кроме запаха ладана, разнеслись соблазнительные миазмы остро пахнущего мяса, оскверняющие лоно церкви, но умиротворяющие душу монаха. Он, истекая слюной, уже хотел вгрызться зубами в соблазнительные вкусности, как услышал тихое: «Дай!»
«Демоны!» — подумал монах, хотя лоно церкви не их парафия. Тем не менее, он подумал, что здесь его демоны не осилят, и снова раскрыл рот, собираясь откусить большой кусок. «И мне дай!» — настойчиво повторил тихий голос, и монах озабоченно повернулся, полагая, что над ним шутит его напарник, которого он сменил с утра. В храме никого не было, и монах снова подумал: «Демоны!» Он тут же покаялся в своих грехах, в том числе и в чревоугодии, а когда закончил с умиротворённой душой, то снова поднёс ко рту свой завтрак.
— Дай кусочек, жадина, — произнёс немного окрепший голос, и монах встал от возмущения.