— Кроме того, вы не больны, — упорствовала докторша.
— Это вы только так говорите!
— Это говорят наши приборы…
— …Но…
— Не надо меня все время перебивать! Я знаю, то, как вы сами себя ощущаете, может отличаться от ограниченной мудрости нашего компьютера. Но тем не менее могу вас успокоить, вы здесь не в какой-нибудь клинике, вы в «Шарите».
— Я безумно горд, — вздохнул Фред.
— Если вы хотите окончательно избавиться от этих нарушений ритма, могу порекомендовать вам, исходя из моего опыта, лишь три возможные терапии: во-первых, психотерапию.
— Исключено.
— Во-вторых: медитацию.
— Это еще хуже. Медитация вгоняет меня в безумие!
— В-третьих, надолго уединиться, удалиться от дел, пожить в полном покое. Погрузиться в тишину. В какой-нибудь горной хижине, например.
Фред резко вскочил, подбежал к окну и театрально развернулся:
— Это заговор! Признайтесь, вы действуете заодно!
Дело с горной хижиной не могло быть случайностью. «Наша хижина свободна. Вы могли бы там творчески уединиться» — или что-то в этом роде совсем недавно говорила ему Сюзанна. Горная хижина, горная хижина, сколько поэтов в тебе пересижено.
— Что вы имеете в виду под заговором, господин Фирнайс?
— Хижину, хижину! Это хижинный заговор!
Фред подошел к шкафу и принялся лихорадочно одеваться.
Тут докторша немного растерялась:
— Я не знаю, о чем вы говорите. Но некоторые навязчивые представления абсолютно спокойно укладываются в рамки картины вашего сердечного нарушения. А вы не хотите еще пообедать?
— Нет, спасибо.
— Ну что ж. Чусс, господин Фирнайс. «До свидания» я уж лучше говорить не буду.
В дверях докторша еще раз обернулась и миролюбиво сказала:
— Моя внучка только что сменила школу. У нее было много страхов перед новой школой, но она мне призналась, как преодолела их: «Бабушка, всякий раз, когда я не знаю, что делать, я говорю с маленькой феей, которая живет у меня в сердце. И получаю ответ».
Фред не прислушивался к ее словам и только посмотрел на докторшу с подозрением — не входит ли в заговор и эта фея?
— Подумайте об этом, господин Фирнайс, — сказала докторша, вышла из палаты и закрыла дверь.
С того момента, как Фред Фирнайс перебрался через Дунай в Пассау, дождь не прекращался. Вода текла по лобовому стеклу бурными ручьями, хотя «дворники» работали вовсю. Правда, теперь Фред мог, по крайней мере, ехать — после того как на автобане А9 настоялся в двадцатипятикилометровой пробке, пока не достиг спасительного поворота в Хофе. Если бы знать, он поехал бы через Геру или Хемниц, неважно, что это дольше, главное — ехать.