Смою ли я когда-нибудь грязь, прилипшую ко мне? И чем?
Налив себе и Лёхе до краёв, я залпом выпил. Портвейн оказался крепким. Мы крякнули и потянулись к тарелочке… Щербатая, с зияющей трещиной, она гордо исполняла незамысловатую обязанность: Кружочки чайной колбасы, несколько перьев зеленого лука и великолепная гроздь винограда создавали аппетитный натюрморт, достойный кисти Поля Сезанна!
Эту незамысловатую красоту, созданную Лёшкой в порыве радости, мы разрушили за полчаса. Лишь виноград напоминал о былой экспрессии живой картинки.
Лейла что-то готовила на кухне. Судя по запаху — плов. Но не иранский, а наш, родной, среднеазиатский, из голубей, которых наш хозяин наловил во дворе с помощью большого медного таза. Деньги Лейла берегла для Москвы и мясом с рынка нас баловала не часто.
* * *
Покрутив головой и убедившись, что никого рядом нет, Суворов подмигнул мне и выдал:
— Насчет олова и проклятых капиталистов ты это здорово придумал. Ценю! Но почему-то тебе не верю! Не то время. Чёрный! Сейчас в горы, ни за какие коврижки, никто не сунется!
— Сунутся, Леха, сунутся. Мы первые пойдём…
Лешка долго смотрел мне в глаза, а потом выдал, словно просканировал мой мозг вдоль и поперёк:
— Олово Юго-Восточной Азии вдвое дешевле. Даже я это знаю. Не надо лезть на высокогорье и штольни в мерзлоте ковырять!
А в тех краях… Все, что есть в тех краях, не считая западного Таджикистана, — это золото Пакрута, но его очень немного. Еще есть Уч-Кадо. Не темни, Черный, давай, колись!
Ну, в общем, я и раскололся. Может, и понадобится Лешка. Народа всякого он знает много, да и хата его может пригодиться для перевалки. В любом случае я подкинул бы ему зелёных.
Докопался до правды — пусть отрабатывает!
Перед сном я пытался уговорить Лейлу не ехать с нами. Просил остаться с Лешкой в "тылу". Она, будучи восточной женщиной, не спорила со мной, но в ее миндалевидных глазах блестели слёзы.
Беззвучные слезы всегда были аргументом слабого пола, и я сдался. Она тут же уселась ко мне на колени и начала приглаживать мои кудри, быстро лопоча по-своему всякие нежности.
Наши отношения с Лейлой последнее время стали проще. Я уже спокойнее любовался её неземной красотой. Быть рядом с ней — вот единственное желание, ради которого стоило жить!
Когда мы оставались одни, наши руки начинали переплетаться в ласках. Сердца бились в унисон, а наши тела сливались в единый организм, имя которому — Любовь! Я до сих пор не могу понять, почему Лейла пошла со мной? Почему мужественно терпит нищету и неустроенность? И почему я не могу ради нее же, расстаться с ней?