Помолившись в храме, отец Игорь пригласил гостью к себе домой, там угостил уже своим чаем, настоянным на здешних целебных ароматных травах, а потом вместе с ней пошел за село, где под кронами густых деревьев раскинулось небольшое кладбище. Тут и был упокоен предшественник отца Игоря — старец Лаврентий.
Ракита
Совершив литию на могилке, отец Игорь учтиво поклонился гостье, благодаря за интересный и поучительный рассказ. В этой встрече он тоже чувствовал некий особый промысел Божий который привел его в здешние места на пастырское служение.
— Сказать по правде, я не знаю об отце Лаврентии ничего, кроме того, что он прослужил у нас настоятелем с того времени, как храм возвратили церковной общине, а это немногим более десяти лет. Буду вам очень признателен, если вы мне расскажете о нем, о его жизни, если, конечно, вам о ней ведомо.
— Отец Лаврентий был человеком очень скромным, — Ольга положила на могилку букет полевых цветов и поцеловала крест. — О себе он рассказывал мало, в основном лишь факты, которые так или иначе касались других, или же для духовного назидания. Его жизнь была необычайно смиренной, свое собственное «я» он ставил ниже других. Он умалялся перед всеми, даже перед такими закоренелыми грешницами, как я. Он был истинный монах: его сердце не лепилось, не привязывалось ни к чему земному, а душа горела молитвой. Молитва была его ненасытной пищей, она ему заменяла все, без чего не можем обойтись мы, грешные. Без молитвы я его почти никогда не видела. Даже когда он общался с людьми, его ум и сердце были обращены к Богу, во время же служений батюшка молитвенно горел, пылал, и жар этого пламени невольно передавался всем, кто находился рядом.
А вот факты его биографии мне мало ведомы. Знаю, что после того, как их монастырь закрыли, всех монахов, кто противился этому решению, арестовали и сослали в заключение. Выжил только отец Лаврентий, отбыв там почти 15 лет. Долгое время жил, как говорится, «по людях», которые давали ему приют, делились куском хлеба: пребывание в концлагере в зоне вечной мерзлоты сильно подорвало его здоровье, на физический труд совершенно не хватало сил, а молитве он всецело отдавал то, что теплилось в нем, ничуть себя не жалея. Без молитвы, без служения Богу он не мог прожить и дня: лиши его этого счастья — и все, нет старца. У него не было никаких тайн, его душа, ее состояние были открыты, понятны: ни тени лукавства, ни намека на превосходство над собеседником. Вся его жизнь в Боге была примером для нас, от нее мы сами начинали возгораться и пламенеть огнем веры.