А дождь лил и лил, навевая самые мирные и домашние мысли, и казалось, что не будет конца его тропической щедрости и неутомимости.
Некоторое время все пятеро сидели молча на своих койках, вслушиваясь в журчащую музыку ливня.
Молчание нарушил Роберт Фламмери. Он промолвил со вздохом:
— Одному богу известно, как я мечтаю поскорее вернуться в город моих отцов и прижать к любящему сердцу моих наследников, — он быстро поправился, — то есть я хотел сказать — моих близких.
Никто ему не ответил. Каждый думал о своем.
— Небу угодно было отнять у меня блаженство встречи с семьей, — раздраженно продолжал Фламмери. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что можно так безразлично относиться к его словам. — Я бы никак не сказал, что мое сердце ожесточилось от этого удара. Для этого я слишком уверен в промысле божьем… — При этих словах он набожно поднял глаза к «летучей мыши». — Но мысль о мучениях, которые они испытывают, получив сообщение о моей мнимой гибели, не скрою, приводит меня в отчаяние.
— Конечно, — рассеянно поддакнул Егорычев, понимая, что дальнейшее молчание было бы попросту невежливым, — ваши переживания вполне понятны…
— И мне тоже, — поспешно промолвил Moo6c. — Душевно скорблю с вами, мистер Фламмери.
Цератод и Смит опять промолчали.
— Так почему же нам не связаться поскорее с Филадельфией и не избавить моих близких от незаслуженных и необоснованных страданий? — сказал Фламмери.
— Связаться с Филадельфией? Каким образом? — спросил Цератод.
— Конечно, по радио.
— Почему именно с Филадельфией? У меня тоже имеются близкие. И они живут не в Филадельфии, а в Ливерпуле.
— А у меня в Лондоне, — сказал Смит.
Мообс хотел было сказать, что и у него имеются родственники — в Буффало, но не решился.
Мистер Фламмери, не отвечая на реплики, продолжал, адресуясь к Егорычеву в первую очередь:
— Я думаю, нам следовало бы сегодня же дать о себе знать по радио. Конечно, если вам, мистер Егорычев, действительно удалось договориться с этим Кумахером.
— Я действительно договорился с этим Кумахером, — сказал Егорычев. — Еще вчера договорился. И я думаю, что он починит рацию, если это только технически возможно. — Он увидел вытянувшиеся физиономии своих собеседников и успокоительно добавил:- Лично я уверен, что это вполне возможно. И сейчас мы устроим консилиум… Только очень прошу вас, делайте вид, что вы не сомневаетесь в готовности Кумахера выполнить наше приказание.
Он снял с двери, ведшей во второе помещение, одеяла и шинели, отодвинул засов, вызвал фельдфебеля, обрадовавшегося возможности подышать свежим воздухом, снова запер дверь и по-прежнему завесил ее одеялами и шинелями.