Егорычев еще раз крикнул: «Хенде хох!» Ему ничего не стоило изрешетить эсэсовца автоматной очередью, но жалко было портить рацию. К тому же майор бесспорно знал куда больше своего фельдфебеля.
Тем временем эсэсовец справился наконец с капризной обоймой, всунул пистолет и нажал собачку.
Почти одновременно раздались три выстрела, хруст разбитого стекла, звучное проклятие из уст кочегара Смита и полный бессильной злобы стон майора, который больше уже не мог стрелять. Автоматная пуля пробила ему правую руку чуть ниже локтя.
Смит явно не имел достаточного опыта в швырянии табуреток. Он метил в майора, а попал в рацию.
— Вас не задело, Смит? — спросил Егорычев кочегара.
— Благодарю вас, сэр, все в полном порядке. А вас?
— Полный порядок, дружище. Вы подоспели как раз вовремя.
И тут раскисший было майор тоже подал голос. Это был радостно-удивленный голос. Он осведомился на чистом английском языке:
— Прошу прощения, джентльмены, вы англичане?
— А вам какое дело! — пробурчал Смит. Он нагнулся и поднял с земляного пола пещеры пистолет, выпавший из руки майора.
А тот, бережно поддерживая левой рукой правую, продолжал:
— Прошу прощения, джентльмены, но мне сначала почему-то показалось, что вы русские. Если бы я знал, что вы англичане…
— Тогда?
— Тогда я, конечно, не стал бы рисковать вашими и моей жизнями… Джентльмены, я ваш пленник! Майор барон фон Фремденгут.
Смит рассмеялся:
— Боже мой, как торжественно! Да вы и без вашего разрешения наш пленник.
Черный китель майора разительно подчеркивал бледность его длинного холеного лица с маленькими усиками а ля фюрер и выдающимся вперед крупным, чисто выскобленным подбородком с ямочкой посередине.
— Немцы могут договориться с западным миром, — повторил он сподобием радушия. — Это не только мое мнение. И это не только мнение моего фюрера.
— Ах ты, фашистская гадина! — возмутился Смит. — Кто тебе сказал такую мерзость?
— Спокойно, Смит! — остановил Егорычев кочегара. — Не будем опускаться до дискуссии с эсэсовцем.
— Уверяю вас, джентльмены, — добросовестно настаивал на своем майор Фремденгут. — Уверяю вас, мне сейчас не до выдумок. И он с удовольствием повторил:
— Подумать только, что я вас принял за русских!
— Чего вы там скрываетесь в углу, словно мышь! Подойдите-ка поближе! — приказал Егорычев барону.
Тот подчинился. Теперь, когда он был в каком-нибудь шаге от раскрытых дверей и его освещало косыми лучами утреннего солнца, Егорычев увидел на его кителе три длинные колодки орденских ленточек. Над колодками распластал свои злые крылья стервятника серебряный эсэсовский значок с мертвой головой, а на верхнем кармане был прикреплен большой бронзовый жетон, при виде которого у Егорычева от возбуждения мурашки побежали по спине. Он был ему знаком, очень знаком. Жетон имел форму щита. Стилизованный гитлеровский орел, словно дрессированный хищник, уселся на кружок со свастикой. А под кружком отштампована карта Крымского полуострова и цифры по бокам: «1941–1942».