— Сейчас на спину завалишься, — пробурчал Корень, легонько толкая меня между лопаток. — Вот погоди, попадешь к Клеверу в Озёрища, там самый высокий ствол в Зеленях, и впрямь есть на что посмотреть.
— Ты как-то говорил про творящего, который возводил ствол в твоем селении, — вспомнил я, отрываясь от созерцания волшебной резьбы. — Вот такой ствол?
— Ага. Наш, пожалуй, повыше будет, — айр окинул вздымающуюся посередине площади махину критическим взглядом. — Рослый Лес не чета Поддуванчикам.
— И творящий один справился? — недоумевал я.
— Кто бы говорил, Перчик. Сам-то, хоть и с головой не все в порядке, море до самого дна взбаламутил, здоровенную галеру разломал, оседлал волну и гнал ее аж до самого Гранитного Брега, — Коршек принялся в очередной раз нудно перечислять мои подвиги. — Касов…
— Стоп, хватит. Я хочу поесть в свое удовольствие у здешнего творящего.
— Поешь-поешь. Вон он топает, то ли почуял тебя, то ли просто решил узнать, что за чудак на ствол пялится, будто саму Зель-творящую на верхушке узрел.
От первого в спирали дома через площадь спешил старичок, невысокий, крепенький, очень бодрый. Одет он был в просторный небеленого холста балахон почти до земли, расшитый все теми же травами да цветами. Правая бровь лиловая, в цвет вереска, волосы совсем седые, белоснежные. Я в очередной раз подивился, насколько удачно сочетаются у айров цвет брови и волос. Глаза творящего из Поддуванчиков (кажется, Корень называл его Мятликом. Да, точно, вон, на гладко выбритой щеке проявились изящные метелочки этой травки) тоже оказались в тон: зеленовато-голубые, яркие, никакой старческой выцветшей мути.
— Добро пожаловать домой, Хрен! — жизнерадостно воскликнул старичок. — Здравствуй, Тимьян. Вижу, родина отца тебе по нраву.
— Ласкового солнца и теплого дождя, Мятлик, — я почел за лучшее приветствовать творящего как можно любезней, благо нужную фразу подсказал рогатый бедолага Копытень. — Такого красивого края мне еще не доводилось видеть, хотя побывал я во многих местах.
От учтивых речей дедок прямо-таки расцвел, словно одуванчик в погожий денек, и пригласил нас в гости.
Дом творящего окружал хоровод деревьев: стройный тополь, аккуратная свеча кипариса, молоденький клен, усыпанная краснобокими плодами яблоня, еще какие-то неизвестные мне породы. У корней виднелись кустики вереска, стелились тоненькие стебли полевой гвоздички с ярко-розовыми звездочками цветов, покачивались метелки мятлика, пестрели неведомые причудливые венчики лазоревого цвета с белыми крапинками. Разглядывая растительное буйство, я подивился, что названия растений, виденных прежде, пусть и неизвестных по имени, тут же всплывают в голове, совсем как в цветочной степи после спасения из рабства. Встреченные же впервые деревья и травы оставались безымянными.