Легко представить, что творилось с моим сердцем: оно обливалось кровью.
Признаться, я вообще зашла в тупик: как реагировать?
«Люба рассказывает все так садистски-подробно, – горестно подумала я, – что трудно заподозрить ее в искреннем сочувствии, а я, как проклятая, шила ей занавески. Вот она женская дружба!»
Конечно же о Владимире Владимировиче я начала подзабывать – на первый план вырвались настоящие (женские) чувства. Слава богу, Люба же и вернула меня на землю, спросив:
– Сонька, дорогая, куда ты пропала? Я изнервничалась, тут у Кириллки приключился понос, тут у Машутки исчез аппетит, и еще ты со своим разводом. Я схожу с ума!
Мне, конечно, сразу захотелось Любе сообщить куда я пропала, но она уже была в таких эмоциях, что остановить ее не представлялось возможным.
– Хоть сама сражайся за тебя, – пылко горевала она, – но разве в таких делах кто-то поможет? Тут такие проблемы, такие проблемы, а ты и в ус не дуешь! Надо парочку эту разбивать: Юльку на место ставить, а Женьку обратно в стойло загонять. Как он, негодяй, мог забыть, что любит только тебя одну?! Ведь при всех же, подлец, клялся! Тут бы срочно с него и спросить, нет же, ты вдруг, как на зло, пропала!
– Да не пропала я! Не пропала! – с трудом заглушая Любу, завопила я. – Меня в покушении на президента подозревают, разве не знаешь ты?
Люба отреагировала таким ахом, что в дальнейшем разговоре уже не было необходимости. Было ясно, что ничего не знает она, кроме того, что покушение было. И все!
А я, наивная, собиралась расспросить Любу о соседях. Надо же как загрузила она меня: ни на каких соседей времени не оставила. Не оставила времени ни на какие вопросы.
Однако, я спросила:
– А почему Тамарка не в курсе?
– Да, Тамарка не в курсе, – подтвердила Люба. – С меня взяли подписку о неразглашении. Сказали, что это государственная тайна. Я теперь под статьей хожу. А-аа! – с некоторым запозданием опомнилась она. – Зачем же я тебе рассказала?
– Удивительно, что ты Тамарке не рассказала, – горестно усмехнулась я.
– Тамарка меня об этом не спрашивала, – пояснила Люба.
Продолжать разговор уже крайне было опасно, к тому же, кроме икоты Машутки да живота Ванюшки Люба настроена была только о Женьке и Юльке говорить, мне же тема эта была отвратительна, чтобы не сказать хуже.
Я вернула таксисту трубку и покинула автомобиль.
Забыв о Владимире Владимировиче, просто брела по улице. В голове поселился пчелиный рой из мыслей, причем некоторые «пчелы» так больно жалили, что я невольно начинала подвывать.
Представляю как странно это выглядело со стороны: разодетая в пух и прах дама с претенциозной прической и тщательнейшим макияжем в грустной задумчивости куда-то бредет и время от времени взвывает, как голодная волчица на луну.