Граф повернулся к Эйлинн Фельн, виконтессе Беордена, которая как раз входила в комнату.
— Одно ваше слово, и я сразу же исчезну, граф, — сказала она, делая реверанс, которого не требовал этикет.
— Нет, — ответил Теожен. — Ваш отец пожелал, чтобы вы остались…
Скромно улыбнувшись, молодая женщина выпрямилась и, развязав тесемку на своем плаще, позволила слуге снять его. Она отличалась изящной красотой: белая кожа оттенка лилии, нежное лицо и ярко-красный рот. Но наиболее притягательными были ее глаза, умные и лукавые.
— Спасибо, граф.
Ее костюм для верховой езды был черного и красного цветов, потому что она все еще носила траур по покойному мужу, очень старому и очень богатому вельможе, чье состояние перетекло в сундуки Фельнов.
Теожен пригласил герцога и его дочь сесть около очага, где потрескивал огонь, распространявший вокруг себя тепло и свет. Затем хозяин подождал, пока уйдет слуга, подавший гостям вино со льдом, традиционный напиток аргорийских гор, и сказал:
— Я вас слушаю, герцог.
— Вы уже знаете о цели моего приезда, не так ли?
— Вы хотите, чтобы я присоединился к вашему заговору.
Эйлинн усмехнулась про себя. Теожен, как всегда, рубит сплеча: этот человек принадлежал к другой эпохе и другому миру, нежели ее отец. Но Эйлинн знала также, что нередко он пользовался прямолинейностью как маской, с помощью которой скрывал свои истинные мотивы и выводил собеседников из равновесия. Герцог тоже знал это. Нисколько не возмутившись, он спокойно уточнил:
— Я хотел бы, чтобы вы присоединились к силам, которые вернут Верховному королевству его былое величие.
Граф улыбнулся. Он отпил глоток вина, не сводя глаз с Данкэна. Тот продолжил:
— Когда вас исключили из Совета, дела в Верховном королевстве уже шли плохо, и за это время все стало только хуже. В деревнях назревает мятеж. Урожай вырос скудный, а налоги так и остались непосильными. Тем не менее казна пуста, и скоро уже будет неоткуда взять денег на первичные нужды королевства. И как вы думаете, что произойдет, когда Верховное королевство не сможет даже защищать свои границы?
Теожен нахмурил брови:
— О чем это вы?
— Вот уже два месяца, как северные и восточные гарнизоны недополучают половину своего жалованья, — объяснил герцог Фельн.
— Я сомневаюсь, что Вестфальд нападет на нас.
— Ваше право. А Иргаэрд?
— Иргаэрд?
— Верховное королевство готовится передать ему Ангборн.
Услышав эти слова, Теожен сжал кулаки. Данкэн заметил это, но не подал виду.
Он добавил:
— Впрочем, продать — вот более точное слово.
Не разжимая кулаков, Теожен заскрипел зубами, а Эйлинн, чьи глаза заблестели, едва сдерживала улыбку. Она знала, что граф был другом короля Эрклана, вместе с ним воевал за провинцию Вольных городов и разбил войска Черного дракона. Оставить, потерять или — самое позорное — продать Ангборн означало покуситься на целостность королевства. Более того, для такого воина и человека чести, как Теожен, это означало оскорбить память тех, кто ценой своей крови и жизни освободил Вольные города от иргаэрдского ига.