Она сжала губы.
– Скажи мне, почему ты ненавидишь Рэйвенс Коув.
Сказать... что? Он убрал от неё руку.
– Не переводи тему.
– Так было всегда. Я была достаточно хороша для того, чтобы сходить в кино или на танцы, поиграть в теннис, и конечно же, позаниматься сексом. Но ты никогда не разговаривал со мной. Думаю, в колледже я была слишком романтичной, чтобы понять это.
– Я разговаривал с тобой. Я говорил тебе, что хочу стать морским пехотинцем.
Она взглянула на его правый бицепс.
– Но не говорил почему. Ты даже сделал татуировку эмблемы на руке, единственную татуировку. Это серьёзно.
– Мой отец был морским пехотинцем. Я говорил тебе об этом. – Этого было достаточно для всех остальных. И для неё должно было быть.
– Родители, чей дом ты хочешь продать, чтобы разорвать связь с воспоминаниями о них? Не это привело тебя к жизни морского пехотинца.
Желудок Адама сжался. Она видела намного больше, чем он понимал. Слишком много, включая её замечание об этой татуировке. Его кожа зудела от необходимости уйти от этой темы.
– Я не говорю об этом. – Его голос был слишком резким. Таким голосом он отдавал приказы на поле боя.
Она отпрянула, садясь на край кровати. Хватаясь руками за матрас, она сказала:
– Ты никогда не хотел видеть меня в своём доме или рядом со своими родителями. И пару раз, когда я была там, ты был напряжённым и отстранённым.
– Забудь об этом. – Он смотрел на неё суровым взглядом, желая, чтобы она просто оставила эту тему в покое.
Её плечи на секунду опустились, затем она нашла свои трусики, надела их, надела платье и застегнула его. Наконец, она повернулась лицом к нему.
– Я не забуду об этом. Я не могу. С этим, – она махнула на кровать, – покончено. Ты прав, секс великолепный, но в этом и дело. Я всегда была нужна тебе только для этого.
Он вскочил с кровати.
– Чёрт побери. – Он нашёл свои брюки и быстро надел их. – Не делай этого, не превращай в уродство. В очередное уродливое воспоминание. – Ему хватало дерьма, которое преследовало его.
Она застыла, будто кто–то ударил её. Затем, без слов, она вышла.
Чёрт. Адам поймал её у двери и увидел пелену слёз в её глазах. Они не пролились, но ей было больно. Он причинил ей боль. Снова. В этот момент он ненавидел себя больше, чем когда–либо. Он должен был держаться от неё подальше. Но он не мог выносить её боль.Он притянул её к себе, обвивая руками, отчаянно пытаясь каким–то образом всё исправить.
– Боже, малышка, прости. Ты не знаешь, не можешь знать... – Он замолчал, зарывшись лицом в её волосы. Её запах сладкой груши, смешавшийся с его мускусным запахом после их секса, обжигал его. Не сексуальным жаром, а чистой болью.