— Где тут дезертиры?
Мы кидаемся вниз.
Человек машет пистолетом и продолжает буйствовать:
— А ну подавайте сюда трусов, да побыстрее! А кто будет скрывать этих свиней — пристрелю!
Ада — единственная из нас, кто продолжает сохранять присутствие духа и мужество: она выбивает из рук мужчины пистолет. Тут уже вмешиваемся мы с Агнес и, вытолкнув ошеломленного "героя" на улицу, запираем за ним дверь".
Части фольксштурма, как нетрудно было предположить, остановить натиск Красной армии не смогли. И вот в дом Чеховой снова входят "русские гости".
— Немецкие солдаты, фольксштурм?
— Нет, только тяжелобольные, они лежат наверху.
Ада показывает комнату, где лежат в беспамятстве Раддатц и остальные.
Красноармейцы указывают на дверь комнаты Ады:
— А там что?
— Моя спальня.
— Открывайте.
Открыв дверь, Ада застывает от ужаса. На ее кровати сидит один из соседей, у которого есть все основании опасаться рус ских. Это эсэсовец высокого ранга, из ближайшего окружения Гиммлера.
— Кто это? — кричит русский офицер.
Бедная Ада в шоке, она не знает, когда эсэсовец успел пробраться в дом, да и сдать человека, с которым еще недавно раскланивались на улице, не так легко. Это чуть не оказывается роковым для всех в доме.
Ольга Чехова вспоминала об этом страшном моменте: "Русские забирают всех нас. Когда мы проходим мимо дома эсэсовца" его жена подбегает к садовой изгороди и обменивается со своим мужем несколькими словами, которые мы не понимаем, потому что между нами и им слишком большое расстояние. Эсэсовец кивает своей жене.
— Что она сказала? — спрашивает у меня один из солдат.
— Я не поняла.
Солдат недоверчиво смотрит на меня. Жена быстро убегает обратно в дом.
В этот момент эсэсовец подламывается, словно от удара. Он мертв — раскусил капсулу с цианистым калием. Позднее я узнаю, что жена и ребенок отравились несколькими минутами позже…
После бесконечного допроса нас пока что отпускают — за недостатком улик. Но мы остаемся под подозрением, так как в нашем доме был схвачен высокий эсэсовский чин. Недоверие советских солдат сохраняется, мы это еще почувствуем… Мы — моя дочь, внучка Вера, Карл Раддатц с женой и моя русская подруга Зинаида Рудов — сидим в погребе нашего маленького дома.
"Сталинские органы" молчат, раздаются лишь отдельные выстрелы. Вдруг в дверях появляется советский солдат. Лоб его окровавлен. Он направляет свой автомат на нас. Никто из нас не шевелится — мы завороженно смотрим на ствол.
Солдат оседает вниз, хватается за лоб, вскрикивает от боли и падает замертво.
Его товарищи протискиваются в подвал. Один из них говорит: