— Может быть, ты могла бы пойти туда, прежде чем мы уедем. Поднять ему настроение. Это должен быть счастливый день.
Я кивнула и прошла мимо нее и Сэма в зал, и спустилась по лестнице. Входная дверь заскулила, когда она открылась, и я вышла на яркий солнечный свет. С каждым шагом, на душе становилось тяжелее, и голова у меня была полна мыслей, что ожидать, когда я войду в дом Гейтсов. Слова Сэм и Джулианны застряли внутри моего сознания, повторяясь в такт моих шагов.
Он расстроен.
Вы не должны менять свое решение для всех.
Это тревожно.
Он не отпустил ее.
Это то, что ты хочешь?
Он будет в порядке.
Я постучала в плотную деревянную дверь и стала ждать. После того, как целую минуту, никто не подходил, я постучала снова. Я ждала, и ничего не происходило. Я повернула ручку, и я услышала голоса, доносящиеся из задней части дома, вероятно, гостиной. Я вошла и закрыла дверь позади себя. Слова Уэстона слились в одно целое. Голос его был поднят. Питер и Вероника пытались образумить его. Он был более чем расстроен.
— Вы можете просто попробовать насладиться днем? — Умоляла Вероника. — Ты не просто портишь все для себя, Уэстон. Ты погубишь ее.
— Это не твой последний день с ней, — сказал Питер напряженным голосом. — У вас есть целое лето.
— Это то, что Сэм и Джулианна сказали? Они что-то знают? — спросил Уэстон.
— Нет, – сказал Питер. — Уэстон, успокойся. Ты напрягаешься.
Я услышала скрежет, а затем Уэстон вдохнул из своего ингалятора.
— Вот оно, – сказал Уэстон, сломленным голосом. — Я слишком долго ждал. У нас не было достаточно времени.
— Достаточно времени для чего? – спрашивает Вероника.
— Для нее, чтобы испытывать достаточно сильные чувства ко мне. Она не чувствует то же, что и я.
— Уэстон, тебе восемнадцать. У тебя вся жизнь впереди, — Питер начал ругаться. — Эрин милая девушка, но она не единственная девушка. Если она движется дальше, то ты тоже можешь.
— Вы не понимаете, — сказал Уэстон. – Вы просто не понимаете. Если бы ты любил маму так, как я люблю Эрин, ты бы так не говорил мне.
— Уэстон! – Вероника взвизгнула.
Я повернулась к ванной и прижалась спиной к стене. Если они узнают, что я слышала их разговор, мне будет стыдно, как и им. Мне пришлось убраться оттуда прежде, чем они поняли, и я не позволила себе перебить их. Дальше слова Уэстона звучали приглушенно.
Затем Питер произнес:
—Я знаю, что лучше почувствовать такую любовь даже немного, чем никогда вообще. Я также знаю, что если ты надавишь на нее, то только оттолкнешь.
Пока я ползла по коридору, Уэстон заговорил снова:
— Я ничего не могу поделать. Я люблю ее. Я всегда любил ее. Я не знаю, что это. Теперь, когда я знаю, на что это походит, быть с ней, я никогда не откажусь от этого. Я не думаю, что должен. Все продолжают говорить мне, что я должен отпустить ее. Но зачем мне это делать для себя? Я уже знаю, каково это – задыхаться, вдыхая, когда не хватает воздуха, независимо от того, сколько раз или насколько глубоко. Ты говоришь, что я веду себя мелодраматично, что я слишком остро реагирую, но я знаю, что умирающий чувствует, и я почувствовал это не раз. Это... это хуже.