.
Кузен Регуард вошел в комнату с улыбкой на губах и с заплаканными глазами; его сопровождали взрослые, осыпавшие мальчика поздравлениями. В правой руке у него было шоколадно-мятное мороженое, а левая была забинтована. Арманд видел подобные сцены множество раз, на каждом из семейных сборищ, где бы они ни проходили: у него дома, в гостях у настоящих кузенов или у кузенов более дальних — некоторые из них жили даже в других городах. Всегда рано или поздно появлялся ребенок с перевязанной левой рукой. Бинт скрывал в основном то место, где находился безымянный палец. Арманд знал, что под повязкой пальца уже не было и что, когда бинт снимут, под ним окажется только крошечная, прекрасно зарубцевавшаяся культя. В очередной раз Арманд осмотрел руки всех своих родственников. Как он уже давно успел убедиться, у всех, кто был старше девяти лет, не хватало безымянного пальца на левой руке.
Когда мальчику было семь лет, он впервые осознал, что, раз на каждом празднике один из детей оставался без безымянного пальца на левой руке, это не могло быть случайностью. До этого дня он как-то об этом не задумывался. Да, конечно, он замечал, что ребята постарше лишались пальца, но не видел в этом ничего особенного. Так происходило всегда, и для него это было равнозначно вступлению во взрослую жизнь. Все взрослые члены семьи теряли палец по какой-то непонятной ему причине, которая до сих пор его совершенно не волновала. В жизни было столько загадок, которые он не рассчитывал разрешить, пока не станет взрослым, что он не уделял никакого внимания подобной мелочи, совершенно несравнимой с вопросами, занимавшими его воображение в то время: способность к самопожертвованию у сенбернаров, происхождение жизни или положение «вне игры» в футболе. Ему просто казалось, что для перехода из мира маленьких детей в область отрочества надо было расстаться с безымянным пальцем левой руки. Это показалось ему столь же логичным, нормальным и желательным, как выпадение молочных зубов.
Когда он пошел в школу, его удивило то, что многие взрослые, несмотря на свой солидный возраст, продолжали совершенно естественно существовать с пятью пальцами на левой руке. Ему это показалось непонятным, странным и даже немного отталкивающим, и он стал гордиться своей принадлежностью к семье, в которой развитие происходит логично и последовательно. По прошествии нескольких месяцев и под влиянием общения с другими ребятами его мысли приняли следующее направление: вероятно, какая-то непонятная случайность приводила к тому, что все члены его семьи повреждали себе левую руку и в связи с этим теряли безымянный палец. Его сосед по парте объяснил ему, что столяры часто остаются без пальцев. У столяра, который жил неподалеку от его дома (рассказывал одноклассник), не хватало целых трех пальцев. Его мама рассказывала ему, что со многими столярами такое случается — рано или поздно циркулярная пила отрезает им какой-нибудь из пальцев. Арманд знал, что в его семье дела обстояли не совсем так. Его родственники были столярами, но пальцы им циркулярная пила не отрезала, и никаким несчастным случаем это явление нельзя было объяснить. В девятилетием возрасте дети еще не были столярами и даже не знали, изберут ли для себя эту профессию, хотя следует заметить, что с незапамятных времен все члены семьи имели такое призвание и, за исключением редких случаев, в конце концов занимались именно этим ремеслом.