Арманд думал об этом несколько ночей. Может быть, речь шла о каком-то профессиональном договоре, который заставлял их отрезать себе палец? Мальчик пришел к выводу, правильность которого не мог никак подтвердить: они отрезали себе первый палец, чтобы постепенно свыкнуться с мыслью о возможных травмах в будущем. И потеря этого первого пальца позволяла им забыть о страхе перед возможной потерей других. Таким образом они понимали, что ничего особенно ужасного в этом нет; это придавало им смелости и позволяло заниматься своей профессией без страха. Только одно обстоятельство не укладывалось у него в голове: он познакомился с папой одного мальчика из параллельного класса, и у этого мужчины, который тоже работал столяром, все пальцы (Арманд рассматривал его руки каждый раз, когда тот приходил встречать сына к школе) были на месте.
Поскольку взрослые не делали из этого события трагедии и казались довольными и счастливыми в день потери очередного пальца (особенно это относилось к родителям ребенка, у которого отрезали палец), Арманд тоже не видел в этом никакой трагедии. Так продолжалось до того дня, когда — два года тому назад — он осознал, что в год своего девятилетия все члены его семьи теряли палец и что ему тоже грозит такая участь. В этот вечер он впервые почувствовал страх. Это случилось во время игры с кузенами и кузинами в деревянные домики. У Эжинарда, Жизелы и Жимфреу пальцы уже были отрезаны, а у Льопарта и у него самого руки еще были целы, что делало их малышами. Улучив момент, когда Эжинард прекратил игру, Арманд подошел к нему, проглотил слюну и попросил объяснить ему, что происходит с пальцами. Льопарт, Жизела и Жимфреу повернули к ним головы на какой-то миг, но потом стали снова входить и выходить из своих домиков. Вероятно, для того, чтобы выиграть время для размышления, Эжинард сделал вид, что не расслышал, и заставил его повторить вопрос. Арманд уточнил: ему хотелось знать, что происходит с пальцами — вот сегодня отрезали палец у Регуарда-младшего, и у всех детей отрезают палец, когда им исполняется девять лет. Льопарт смотрел на них, ничего не понимая. Эжинард встал, погладил Арманда по голове и осторожно выпроводил его из комнаты. Тот настаивал: почему у всех членов их семьи недоставало одного и того же пальца на левой руке, а у всех остальных людей пальцы были на месте? Арманд рассматривал коротенькую культю на руке Эжинарда, которому отрезали палец почти у самой пястной кости. Операцию провели безупречно, и шрам был чистым.
И почему надо было отрезать именно безымянный палец левой руки, а не мизинец правой или любой из указательных пальцев? Не была ли эта традиция связана с какими-то гигиеническими потребностями прошлых времен, забытыми впоследствии, что делало ее необъяснимой для мальчика? Совершенно ясно, что речь идет о древнем обычае, но откуда он появился? Сколько веков его род следовал этой традиции? А может быть, речь шла только о десятилетиях? В тот день, когда ему исполнилось девять лет, отец увидел, что мальчик плачет в своей кроватке.