- Что, что?
- Ну, чтоб очки не втерли.
Калугин еще раз придирчиво взглянул на Мишеля и, уходя, сказал, что пора начинать.
Мишель стремительно и нетерпеливо заходил по комнате: его живая натура требовала движений, активного действия. Он жалел, что не попросил Калугина прислать ему первым того человека, которого приметил и выделил среди разношерстной группы анархистов. Какое-то странное желание, более настойчивое, чем простое любопытство, побуждало Мишеля поскорее начать с ним разговор.
Первый арестованный был грузноватый детина с длинными, загребастыми руками. Одежда его была весьма колоритной: узкий в плечах офицерский френч, широченные матросские брюки и форменная фуражка гимназиста. Чтобы так вырядиться, ему, пожалуй, потребовалось раздеть по меньшей мере трех человек, и вряд ли кто из них остался в живых. На длинном, вытянутом дыней лице выделялся громадный нос. Крепкие, как камень, скулы, казалось, вот-вот прорвут туго натянутую кожу.
Детина, не ожидая приглашения, плюхнулся на стул, так и не расставшись с дымящейся папиросой.
- Встать! - приказал Мишель.
Детина часто-часто, как ребенок, заморгал ржавыми ресницами и медленно, будто нехотя, поднялся, не зная, куда деть руки.
- К сведению: вас привели на допрос! - холодно напомнил Мишель.
Детина удивленно уставился на Мишеля. Явно несвойственное ему смущение смешивалось с растерянностью и тщетно скрываемой, клокочущей ненавистью.
- Вот теперь садитесь. Прежде чем начать разговор, познакомимся. Я комиссар ВЧК. А вы?
- Вожак самарского отряда Муксун, - привстав, не без гордости представился детина.
- Самара! - с иронией протянул Мишель. - А здесь - Москва. Логично?
- Москва, - охотно согласился Муксун, чуя подвох в словах чекиста, и, не ожидая новых вопросов, заговорил вкрадчиво: - Птенчики мои оперялись в Самаре. Вылетели из гнездышка - ив стольный град. В самое нутро, в гущу событиев! Без революции нам житухи нету.
Нам - чтоб революционная буря, девятый что ни на есть вал!
- Понятно, - усмехнулся Мишель. - Бочка вина, потом девятый вал?
- Намекаешь, братишечка? - обидчиво пробурчал Муксун. - Революционная символика - понимать надо...
- Ого! Символика! Грабеж особняка на Поварской - тоже?
- Не наша работа! - наотрез отказался Муксун. - И райончик не наш.
- Предположим, - согласился Мишель. - Предположим. А как удалось проехать в Москву?
Муксун даже присвистнул, до того наивным и детским показался ему этот вопрос.
- Семафоры сами открывали, в ноги никому не кланялись, - пояснил он. Раз революция требует - отойди с пути, кто несогласный. У нагана язык громкий!